10 июня. Кронштадт. «Дорогой М. М.! Жду Вас, жду и никак не могу дождаться. Мне очень тяжело. Ноги мои вот теперь в каком положении: ступни обоих ног сгибаются, чуть шевелятся икры, но ни сгибать, ни разгибать ног не могу. В общем, жизнь кончилась. Настоящего нет. Будущее безотрадно. Есть только воспоминание ближайшего прошлого, когда я был здоров. Если можете, приезжайте, конечно, уже не радость делить, а горе. Интереса я больше не представляю, я уже не человек, а подобие человека. Но мне будет очень радостно, если Вы приедете. Борис Вержбицкий».
22 июня. Москва. «Милая Анюшка. Спасибо тебе за куличи. Пострадали они мало. Не посылай ты мне больше пока ничего. Меня и так угрызает мое буржуазное существование по сравнению с твоим. Правда, я все делаю сам для себя, только белье не стираю. Но у меня много книг и красивых вещей, и своя жизнь, не очень захватанная лапами современности. А делаю я все весело, легко, давно примирился с неизбежным и не порчу настроения ни себе, ни Володе. Кстати, о нем. Отец Володи уехал в Петроград и оставил его мне. Я рад этому. Жить с ним и трудно, и помощник он мне плохой, но я привык к нему, привязался и очень бы скучал без него. То, что ты написала мне об Иринушке, что она раненько утром, по собственному желанию встала и пошла на рынок и в церковь, это до того дорого и мило моему сердцу, что я и сказать не могу. Ведь в этом целый мир чувствований, моральных качеств и понятий. И это в десять лет».
Свободное копирование
