В начале лета я уехал на неделю в Острогожск. Там ставили часовню на могиле матушки и отца, и мне хотелось поруководить этим делом. Остановился я у Феди, который жил тогда за городом, на заводе. У него был свой выезд, и не составляло труда отвезти и привезти меня. Жизнь в старом доме шла прежней чередой. Те же люди, та же дворня, тот же порядок жизни. Наш флигель был занят конторой, и я не зашел туда. Дела братьев ширились, и они выходили в «первых людей города». Сестры Оля и Паша жили каждая своей жизнью.
Первая нашла себя в детях. Молодняк ее, действительно, был хорош. Она была близка с детьми, а они наследовали от матери ее деликатность, тонкость восприятия и стремление к культуре. Сын Саша вырастал в дельного, собранного мальчика, пытливого и серьезного. Старшая дочь Тоня, нежная девочка, определилась в хорошую музыкантшу. Младшая Леля, болезненная и хрупкая, жалась к матери и только начинала учиться. Времена, когда гимназия казалась не только ненужной, но и вводящей человека на какие-то кривые пути, отошли. Все дети учились в гимназии. Жизнь шаг за шагом отвоевывала у старого новые позиции. В доме Оли, таком хмуром раньше, сейчас звенели молодые голоса и смех, да и сам дом был не тот. Константин Семенович, с решительностью хорошего хозяина, выстроил новый прекрасный дом, весь второй этаж которого в семь светлых больших комнат занимала семья. У дома разительно быстро вырос сад. И дом, и сад были полны цветов, до которых Оля была большая охотница. Словом, жизнь этой семьи расцветала полным цветом.
Не то было у Паши. Муж ее, Николай Васильевич Кузнецов, взятый отцом в зятья и поставленный им на ноги маленького хозяйчика, не пошел вперед с самого начала. Отец, видимо, ошибся в нем, а быть может, хотел составить «счастье» Паши, так как Николай Васильевич ей очень нравился. Словом, и при отце, и без него Николай Васильевич работал плохо, лениво и все время пользовался поддержкой отца, а потом братьев. Дело закончилось тем, что к описываемому мною времени Николай Васильевич просто поступил на службу к братьям и здесь, как говорится, нашел себя. У Кузнецовых был свой маленький домик, купленный им еще отцом, далеко от центра города. В доме и около дома все было запущено, неряшливо, но семья эта не унывала, жила весело, беспечно, примитивно. Конечно, никогда не хватало денег, но когда не хватало «очень», шли на «мелентьевский двор» и там их получали. Это был простой и верный способ их добычи. В семье росло пять человек девочек. Все были рослые, красивые. Старшая — Неонила, которую я знал и любил с детства, в это время кончала уже гимназию. Остальные тоже все учились.
Большую часть своего дня в Острогожске я проводил на кладбище и следил за установкой часовни. Остаток времени уходил на сестер и кое-каких знакомых, еще остававшихся в городе. «Все течет, все изменяется», но быстрее всех и сильнее всего изменяется человеческий поток. Давно ли и весь город меня знал, и я всех знал в городе. Сколько же прошло времени — год-два, и ни одного товарища по гимназии, по университету — все разъехались. Сплошь новые молодые лица, чужие и незнакомые. И я мог повторить: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!..».
Свободное копирование
