Во второе утро Гетманской державы все казалось возможным. Мне только не хотелось ехать на остров Хортицу. И сразу мелькнула мысль:-- Через сто лет таки попадем в оперетку... -- Ответил уклончиво. Во всяком случае, пока вернусь в Лубны. Повторил Сахно-Устимовичу план, который развивал накануне в квартире его брата. Гетману нужно иметь в Киеве надежную и сложившуюся часть. Здесь ее еще надо формировать, а в Лубнах такая уже есть. Надо перевезти лубенский Куринь в Киев и постепенно развернуть его в крупное соединение, пополняя местными надежными людьми. В частности, наш артиллерийский взвод можно превратить в батарею в течение нескольких дней. Адъютанту гетмана моя мысль понравилась. Сказал, что обязательно этим займется.
Обедать нас посменно отпускали в город. Мы, лубенцы, компанией отправились в один из больших ресторанов на Крещатике. За здоровье гетмана выпили ситро-- на вино нашей "державной монеты" не хватило бы. Вечером я получил приказание отправиться с тремя юнкерами в гостиницу Гладынюка и арестовать там товарища министра "справ морских" г. Мшанецкого, причем мне представилось право произвести обыск и выемку документов. Ордер был подписан начальником "военного отряда", полковником князем Оболенским. Инициатива этого ареста исходила от нас, лубенцев. Хотелось хоть на несколько дней посадить в тюрьму члена анкетно-следственной комиссии, собиравшейся разогнать Куринь. Юнкера Павлович и Войцеховский сами попросились в наряд. Им нравилась перспектива провести по киевским улицам под конвоем придирчивого и нелюбимого учителя, от которого, говорят, много натерпелись в гимназии.
На улицах та же картина, что и накануне, 30 апреля, только публики на тротуарах еще больше. По-прежнему на гетманцев смотрят с любопытством, и только.
В вестибюле гостиницы оставляю одного юнкера с винтовкой. Приказываю никого не выпускать. Сам, с остальными двумя, в сопровождении лакея, быстро иду наверх. Стучим в номер Мшанецкого. Юнкера берут винтовки наизготовку. Товарищ министра наверное не бросит в нас бомбы, но это уже так, для большего впечатления... Все мы не так давно кончили гимназию. Отворяет горничная с тряпкой в руках. Вскрикивает, бледнеет, мы ее успокаиваем:
-- Где господин Мшанецкий?
-- Полчаса тому назад уехали на вокзал...
Юнкера бранятся. Успел-таки удрать, Обыскивать и вынимать нечего. Предлагают взять автомобиль и ехать вдогонку, но я решаю, что не стоит. Все равно либо уже уехал, либо не найдем. Возвращаемся в вестибюль. У дверей с обеих сторон очередь, и в ней вместе с штатскими терпеливо ждут германские офицеры. Извиняюсь перед ними за несообразительность юнкера. Войцеховский о чем-то спорит с офицером в украинской форме. Иду туда.
-- В чем дело?
Оказывается, молодой подполковник недоволен тем, что мы между собой говорим по-русски. В корректной форме начинает жаловаться на вмешательство русских в украинские дела. Спрашивает, что мы тут делаем. Войцеховский теребит пенсне. По лицу вижу, что готов взорваться. Показываю подполковнику ордер об аресте Мшанецкого.
-- Вот вы пришли арестовывать украинского деятеля... По какому, собственно, праву? Вы даже по-украински говорить не умеете. Кто вы такой? Как вы сами считаете?
-- Русский офицер украинской службы, господин подполковник.
-- Такую концепцию я понимаю... Но вообще весь этот переворот устроили русские. Сегодня один из гетманцев заявил мне: теперь никакой Украины нет, а есть Малороссия... Имейте в виду, никто из украинцев не примирится с тем, что в их стране хозяйничают русские.
Разговор шел в мирных тонах, но юнкера потом злились:
-- Его бы арестовать следовало. Явно против гетмана.
... самовольный apecт мне бы во дворце влетело, да всех ведь и не арестуешь. Места не хватит...
В тронном зале настроение приподнятое. По чьему-то приказанию в соседнюю комнату вкатили бочку кахетинского. Кажется, из подвалов дворца. Отличное вино. Выпили по котелку, улеглись на диван, сняв на этот раз сапоги. Перед тем как заснуть, спрашиваю соседа, киевского офицера.
-- Как вы думаете, какой теперь будет флаг?
-- По-моему, бело-сине-красный. Какой же больше... Опять разбудили... Голоса полупьяные. Поют, кричат.
-- Господа, за здоровье гетмана, ура-а-а!
-- К черту украинскую лавочку!.. За будущего русского царя... ура-а! Несколько человек затягивают "Боже, Царя храни".
-- Господа офицеры, пойдем на улицу... Там споем...
Наделают они дел. Мне очень хочется спать, но нечего делать, приходится натянуть сапоги. Вместе с другими принимаюсь уговаривать. Какой-то вольноопределяющийся заплетающимся языком ораторствует:
-- Я монархист... умру монархистом... и никаких гетманов не желаю.
Еле утихомирили. Еще монархической манифестации не хватало... От этой ночи у меня осталось препротивное ощущение. Только дай вина, и взрослые люди обращаются в детей. Кто-то догадался потушить люстры. В зале стало полутемно, и. выпившим захотелось спать.
Свободное копирование
