Переписка родителей
Отец имел обыкновение хранить получавшиеся им письма и копировать свои письма. У меня долго сохранялась очень оживленная переписка наших родителей между собой за те периоды, когда им почему-либо приходилось быть в разлуке. К сожалению, эта содержательная переписка сгорела у меня во время пожара 1917 года, и я могу здесь восстановить лишь несколько эпизодов из нее, сохранившихся в моей памяти.
Так, в одном письме Василий Никитич подробно описывает Серафиме Савватьевне, как он повез с приисков золото продавать в Иркутск. В мое время это делалось так. Золото обязательно сдавалось в золотосплавочную лабораторию в Иркутске, которая выдавала так называемые "ассигновки"; по ним уже можно было получить из Монетного двора в Петербурге золото в монетах или слитках. Продавалось, таким образом, не само золото, а ассигновки на золото, по курсу дня, с учетом процентов за срок. Существовал ли в то время этот самый порядок или какой другой, в данном случае несущественно. Отец пишет матери, что для расчета рабочих надо было реализовать золото немедленно по прибытии в Иркутск. При въезде в город ему повстречался посредник, который, подсев к отцу и узнав, что отец едет прямо с прииска и везет продавать золото, тут же спросил цену и заявил, что оставляет золото по назначенной отцом цене за собой. Затем посредник сошел, чтобы принести деньги, а Василий Никитич, подъехав к гостинице, занял номер и заказал самовар. Из принесенной половым газеты отец сразу увидел, что за время пребывания его на приисках произошли какие-то крупные политические осложнения, запахло войной, курсы скачут, бумажный рубль пал, золото вздернулось вверх. Пришедшие вслед приятели, узнав о состоявшейся в пути сделке, признали ее обманной, т. к. посредник воспользовался неосведомленностью Василия Никитича, бывшего некоторое время оторванным на приисках от всяких известий. Советовали золота не сдавать покупателю, а продать по высокой цене. "Но мне жалко стало данного мною слова" -- запомнился мне своеобразный оборот отца. И он сдал золото посреднику. Горячо и долго спорили потом купцы в Иркутске о том, как надо было поступить в данном случае. Одни осуждали Василия Никитича. Другие одобряли. А посреднику, воспользовавшемуся неосведомленностью Василия Никитича, пришлось искать работу в Томске, т. к. в Иркутске с ним никто больше не хотел "водиться".
В другом письме к Серафиме Савватьевне Василий Никитич, говоря о бывшем в Кяхте пожаре, называет его наказанием, "ниспосланным свыше", и сообщает, что по случаю принятия им на себя в связи с городским бедствием общественных забот кяхтинцы проявили к нему трогающую его признательность. Это, добавляет отец, тем более ему приятно, что у него два сына, которые, как он надеется, тоже будут со временем общественными деятелями.
С живостью радикально настроенной молодой женщины Серафима Савватьевна возражает Василию Никитичу. Не "Божье попустительство", а недопустимая халатность и небрежность самих кяхтинцев послужили причиной пожара. Она всегда говорила, что этим кончится, когда маленькие девочки-прислуги в сенях самовары раздувают. Кяхтинцы слишком практичные люди, добавляла она, чтобы не оценить всегдашней готовности Василия Никитича поработать на пользу общества. Что же касается детей своих, то она прочит им более широкую арену деятельности, нежели кяхтинское общество.
Отец был высокого мнения о значении торгово-промышленной деятельности. В начатом им, но не оконченном завещании он делает ряд денежных назначений на устройство школ в Сибири и на меры к подготовке для них учительского персонала. Он высказывает пожелание, чтобы дети его, закончив свое образование, занялись полезной для народа и государства торговой или промышленной деятельностью. Здесь отец проявляет себя убежденным членом своего сословия. В отличие от дворянских и тянувшихся за ними интеллигентских кругов, брезгливо смотревших на торгово-промышленную деятельность и предпочитавших государственную службу всякой другой карьере, Василий Никитич был невысокого мнения о "людях 20-го числа".
По рассказам старших, дом родителей наших в Кяхте одно время был средоточием кяхтинской и троицкосавской интеллигенции, среди которой были и политические ссыльные, в том числе декабристы. Мамочка получала из Москвы и Парижа книжные новости и охотно делилась ими со знакомыми. Она любила устраивать у себя чтение вслух наиболее занимавших общество статей и литературных произведений. К нам постоянно заходили просматривать получавшиеся родителями иностранные и столичные журналы. Вероятно, через китайскую границу отец получал "Колокол" Герцена, и читать его приходили не одни только политические ссыльные, купцы да интеллигенты. С большим интересом, но под покровом тайны за "Колоколом" следили и официальные лица.
Свободное копирование
