В сентябре 1939 года началась 2-я Мировая война. Началась она нападением Германии на Польшу. Немцы инсценировали нападение поляков на радиостанцию в немецком пограничном городке Гляйвице, и вспыхнул мировой пожар. В это время я был призван на военную службу. Направили меня командиром радиороты в авиационную армию, которой командовал Виктор Степанович Хользунов, отважный лётчик, сражавшийся в небе Испании и получивший за свои подвиги звание Героя Советского Союза. Погиб он в авиакатастрофе в конце 1939 года.
Авиационная армия дислоцировалась в Иваново-Вознесенске: штаб находился в городе, а части базировались в окрестностях. В зависимости от обстановки на западной границе авиационную армию предполагалось передислоцировать в Белоруссию, в район местечка Шайковка. Заранее скажу, что перебазироваться в сторону польской границы нам не пришлось, видимо на тот момент там хватило других средств воздействия на Польшу.
От пребывания моего на службе в Иваново-Вознесенске в памяти остались два случая.
В Шайковку, предполагаемое место дислокации армии, было послано несколько командиров для организации размещения там армейских частей (подготовка аэродромов, казарм и т.д.). Шайковка – это местность, где много яблоневых садов. А в тот год как раз урожай был на редкость богатый. Командиры, приехавшие туда, прислали в Иваново три товарных вагона, гружённых мешками с яблоками. Гарнизонное начальство в Иваново распорядилось, чтобы на разгрузку вагонов вышли красноармейцы всех частей гарнизона. Они должны были не только разгрузить вагоны, но и разнести мешки с яблоками по домам гарнизонного начальства. Я радистов на разгрузку не дал. Узнав об этом, на меня налетел какой-то чин. Кто он был, я так и не узнал, но видимо большой начальник – уж больно громко он орал и требовал разъяснить, почему все части трудятся на разгрузке, а радисты бездельничают. Надо сказать, что большой деликатностью в обращении с хамами я никогда не отличался, будь этот хам хоть какой большой начальник. Ответ сложился сам собой, так сказать, возник в голове спонтанно. Я сказал ему, что, если радисты будут таскать тяжести, то они растянут правую руку и не смогут работать на ключе радиостанции. От этого нарушится связь по всем сетям и направлениям. Естественно, я буду вынужден письменно доложить об этом лично командующему войсками Московского военного округа маршалу Будённому. А как он будет реагировать на потерю связи, вы мне расскажете, когда вернётесь с гауптвахты, куда маршал непременно засадит вас на длительный срок. Грозный чин внимательно выслушал меня, ничего не сказав, круто развернулся и ушёл, твёрдо печатая шаг, видимо, от попытки сдержать гнев.
Само собой, что на разгрузку вагонов радисты не ходили, но каким-то неизвестным мне образом они узнали, почему все трудятся, а они отдыхают. Один из радистов подошёл ко мне и, взяв под козырёк, сказал «спасибо». То же сделал и ещё один радист. Когда так же поступил третий, я спросил: «Ребята, за что вы меня благодарите?». Ответ прозвучал кратко, но точно: «За заботу». Я понял, что любые подчинённые ценят заботу и соответственным образом относятся к тому, кто её проявляет.
Но особое уважение красноармейцев я заслужил отказом от выполнения московских распоряжений.
Как я уже сказал, обстановка в штабе авиационной армии была напряжённой. Все ждали получения приказа о передислокации армии в Шайковку. Естественно, все приказы шли через нас, связистов. Однажды по телеграфному аппарату Бодо пришло указание: «Армии срочно перелететь в Шайковку». Погрузка армии в самолёты требует не менее 3-х – 4-х часов, т.к. дело это хлопотное. Началась погрузка. Не успели до конца погрузиться, как пришло новое распоряжение: «Вылет отменить». Через несколько часов новое распоряжение: «Начать погрузку», а вскоре снова: «Отменить . . .». Так было три или четыре раза. Мне это надоело, и при очередном указании о погрузке я ответил (по аппарату Бодо): «Считаю нецелесообразным. Прошу подтверждения маршалом Будённым». Тут же по Бодо пришёл запрос: «Кто говорит?». Я велел связисту отстучать ответ: «Говорит сам Милькин». Ещё через несколько минут Бодо выстучал: «Мнение Милькина подтверждаю. Будённый».
Когда об этом эпизоде стало известно в гарнизоне, меня несколько раз спрашивали, не знаком ли я с маршалом Будённым. Я отвечал, что с Будённым я лично не знаком, но на собственном опыте знаю, что Будённый ценит удачные ответы и решения.
Что же касается данного случая, то видимо, в верхах никак не могли принять окончательное решение, начинать бомбить Польшу или ещё подождать. Видно, на этот раз решили не выдвигать авиацию к польской границе. Это всё будет сделано позже. До большой войны оставалось чуть больше полутора лет.
Свободное копирование
