В эту ночь я не спал - пил горькую и жалел себя, и проклинал свою незадачливость.
Что же это такое, черт возьми, - думал я, сидя взаперти, в одиночестве, - за бутылкой водки. - Словно какой-то рок меня преследует. Я перепробовал все варианты. Разыгрывал - как в балагане - самые разные роли. И не добился ничего! В Иркутске я предстал под видом столичного хлыща - и все окончилось огнем и бегством. А здесь - сменил личину и изобразил таежного простака… И опять прогорел. И запутался. И крепко запутался! Задумал обмануть кого-то… Да разве этих волков обманешь? Маскарад мой оказался наивен, смешон, и Дубинин раскусил меня без труда.
И сейчас же - по краю моего сознания - прошла новая, тревожная мысль: в общем-то там, в редакции, со мной попробовали заключить сделку. И откровенно дали мне это понять. И серый не случайно кинул фразу: "Ваше будущее - в ваших руках"! Тут была скрытая угроза и явный намек. Намек на то, что мое будущее теперь - уже не в моих руках, а в их…
Мне стало неуютно, тоскливо. На мгновение я ощутил себя, как в полярной тайге, - одиноким, окруженным незримой опасностью… И залпом осушил стакан. И вновь наполнил его - вровень с краями.
И в этот момент в дверь ко мне постучали. Стук был осторожный, вкрадчивый.
- Кто там? - отозвался я.
В коридоре замерли, затихли. Но не ушли! Послышался смутный шорох. Кто-то легонько подергал дверь, как бы проверяя: заперта ли она…
И рука моя, держащая стакан, невольно дрогнула и опустилась, расплескивая водку.
- В чем дело? - спросил я с перехваченным дыханием, - кто это? Отвечайте же!
Ответом мне было молчание.
- Эй, - проговорил я хрипло, - что это еще за мистика? - и поднялся, опасливо посматривая на дверь.
Там, за нею, кто-то таился, шуршал - хотел проникнуть ко мне… И молчал. Все время молчал! И упорное это молчание было непонятным, пугающим.
Мне вспомнилась старая босяцкая поговорка: "в жизни самое главное - вовремя смыться!" И я быстро оделся. И подойдя на цыпочках к окну, распахнул его бесшумно. В лицо мне хлынула ночь, обдала ветром и сыростью. Я вздохнул, глянул вниз (комната находилась на втором этаже) и мягко спрыгнул во тьму.
Кто же это мог быть? - лихорадочно соображал я, - очевидно, кто-то, точно знающий, что я здесь живу. Потому-то он и не спрашивал ни о чем! А раз не назвал себя - значит, был из милиции. Не хотел заранее пугать… Но почему милиция меня ищет? Скорее всего - в связи со старой леспромхозовской историей. Дело о поджоге, стало быть, не заглохло, и в тресте о нем знают. Ну, а газетчики непременно должны были обратиться за информацией в трест это натурально… И с ходу выяснили все! А так как сделка наша не состоялась, они меня спокойно отдали органам… Тут схема проста, отчетлива. А я, глупец, к тому же сам им помог - раскрыл свои карты, дал этот адрес!
Я перемахнул ограду, отделяющую ночлежку от территории рынка, и углубился в путаницу рыночных закоулков, павильонов, ларьков… Время было позднее, и луна уже сдвинулась к западу, и косой ее, пепельный свет, шел теперь поверху, по крышам строений. Внизу клубились густые плотные тени; они укрывали меня надежно. И я помаленьку стал успокаиваться.
Перевел дух. Закурил - пряча огонек папиросы в ладонях. И какое-то время стоял, озираясь, прислушиваясь… Было тихо, спокойно. Никто не гнался за мной. И со стороны ночлежки не доносилось ни единого звука.
Тогда я решил вернуться и посмотреть, проверить: что же там происходит?
Ночлежка мирно спала, и окна были темны; светилось только два, - мое, наверху, - и большое яркое окошко администрации, расположенное у самого входа.
Я заглянул в него украдкой. И увидел знакомый античный профиль - пушистые ресницы, прямую линию носа, тяжелый узел волос на затылке и нежную, длинную, склоненную шею… Ольга что-то читала, сидя за столом (она, вероятно, подменяла дежурного), и она была в дежурке - одна!
Толкнув дверь, я вошел торопливо. Ольга подняла глаза - и в них отразилось смятение. Она моргнула растерянно. Схватив лежащий на столе клочок бумаги, я написал:
"Кто-нибудь приходил - спрашивал меня?"
И щелчком перебросил к ней записку.
Она прочла. Помотала головой. Потом написала легким, летящим своим почерком:
"Нет, я никого не видала…"
"Но ко мне в комнату недавно стучался кто-то… Ты не знаешь - кто?"
Ольга помедлила. Прикрылась ресницами. И вывела крупно:
"Я".
"Что? - разрывая пером бумагу, чиркнул: - Ты?"
"Да".
"Но зачем", - начал было я… И тут же бросил перо, все мгновенно сообразив и задохнувшись от смеха. Предельное напряжение, сковывающее меня, внезапно схлынуло, сменилось судорожным каким-то, истеричным весельем.
Я смеялся неудержимо, бурно, до слез; задыхался и всхлипывал, вспоминая нелепое свое бегство, все свои страхи и метания… Слезы текли по моим щекам и орошали губы соленой влагой, и мочили воротник свитера.
И вдруг я понял, что они - настоящие, нешуточные, и что сейчас я вовсе не смеюсь…