Ночь иссякала уже, шла к концу… Проступили вдали очертания гор. Стали видны в зыбком сумраке острые верхушки елок. И в той стороне, где находился леспромхоз, косматые низкие облака подернулись легким багрянцем.
Федя сказал с удивлением:
- Никак светает? А я думал, еще рано… Ну, ночка! - Он мотнул головой. - Время пролетело - как в цирке…
- Не-ет, это не рассвет, - сказал Кешка странным голосом. - Это что-то горит.
- Где?
- Да, видать, у нас где-то… Бежим!
Мы ворвались в общежитие - и остолбенели. Помещение было пусто. И, что особенно нас встревожило, - пусты были стены, на которых обычно висело оружие: дробовики, патронташи, охотничьи ножи. Исчезли также и все канадские топоры (особые лесорубные топоры, с удлиненными - метровыми - рукоятками.)
- Ох, не к добру это, - прошептал я, - чует мое сердце: они к хакасам подались… Вся наша банда теперь - там…
Сердце чуяло правду. Банда была - там. Ребята окружили барак, в котором жили хакасы, навалили вдоль стен его хворосту. И подожгли. И хворост трещал и дымился, и кое-где над ним уже взлетали языки огня - рвались в высоту и отбрасывали шаткие тени, и засевали оранжевыми искрами снег.
И в отблесках пламени, в струях дыма, стояли Костя и Соломон и вопили - в два голоса:
- Эй, Ефим! Выходи! Или мы спалим вас всех, на шашлык пустим, отсидеться все равно не дадим!
Сцена эта была дикая, жутковатая, - как в скверном сне… И я подумал тотчас же: да, старуха права. Хакасы действительно уже наказаны. И наказаны крепко.
Федя проговорил - сильно потянув воздух сквозь сцеженные зубы:
- Они с ума посходили… что делают, гады, что вытворяют! Перепились вконец.
Лицо его отвердело, налилось темной краской. На мощной шее вздулись жилы. И он стремительно пошагал к маячившим в дыму фигурам.
- Надо что-то придумать, как-то отвлечь ребят, встревожено сказал я. - В самом деле ведь - обезумели…
- А кто заварил эту кашу? - хмуро покосился на меня Кешка.
- Знаю, - отмахнулся я. - Знаю… Я всегда, в результате, плачу за все… Но сейчас о другом надо думать… Как их успокоить? Может, водки достать? Но где же ее найдешь, в такую пору?
- Ничего, - сказал Кешка, - найти вообще-то можно.
- Где же?
- Да тут, недалеко, два брата живут. Скопцы. У них - в любое время…
- Так иди! И не медли.
- Но… - Кешка замялся. - Задаром там не дадут. Скопцы - торгаши жестокие, безжалостные… А у меня - прости - ни копья. Пусто!
И он слегка развел ладони, словно бы показывая, что они и вправду пусты.
Я размышлял недолго. Что ж, платить, конечно, приходилось мне - кому же еще? И деньги у меня, кстати, имелись; за время, проведенное здесь, я ухитрился скопить небольшую сумму - специально, на черный день, в предвидении какой-нибудь неожиданности… Теперь вот она и наступила. И я торопливо сказал:
- Гроши в моем чемодане - на дне, завернутые в платок… Найдешь!
- Лады, - кивнул Кешка. И потом - уже отойдя, вполоборота:
- Сколько брать бутылок?
- Бери побольше.
- Учти: там ломят втридорога…
- Плевать, - крикнул я, - не торгуйся!
Затем я поспешил к огню. Федя метался там, расшвыривал хворост и матерился яростно… Я присоединился к нему. Но тактика у меня была иная. Потянув за рукав Костю, я сказал - ухмыляясь и подмигивая:
- Послушай, тебе не надоело? Пойдем-ка лучше - рванем еще. Хочешь?
- А есть? - сразу насторожился тот. - Мы же все, вроде, вылакали…
- Есть, - сказал я, - Кешка расстарался - достал где-то.
- Ага. Ну, тогда - потопали!
- Но сначала потушим огонь.
- А как же - Ефим? - Воспаленное лицо его помрачнело и вытянулось. - Только начали было выкуривать…
- Да куда он от нас денется? Его и без огня добить можно. Зачем вы вообще устроили этот фейерверк? Непонятно… Дела надо делать тихо!
- Погорячились, это верно.
Огонь был вскоре потушен, и бригада - в полном составе - вернулась в общежитие. Там уже все было готово. Кешка и впрямь расстарался: притащил целую дюжину бутылок и даже закусочку кое-какую сообразил. И пьянка вспыхнула с новой силой. И мы опять толковали о празднике и поднимали, галдя, веселые тосты за "общий национальный траур"…
Свободное копирование
