В начале ноября состоялся конкурс. Мною были выставлены следующие гравюры:
1) «Персей и Андромеда». 2) «Зимка». 3) «Дорожки». 4) «Долинка». 5–8) «Натурщицы». 9) «Сидящая фигура». 10) «Экслибрис». 11) «Финляндия с голубым небом». 12) «Луна». 13) «Русалка». 14) «Финские озера».
Этот конкурс принес Василию Васильевичу Матэ и мне много огорчений. Мои гравюры были приняты профессорами или с полным равнодушием, или с нескрываемой враждебностью.
На следующий день после заседания совета Василий Васильевич мне подробно все рассказал. Рассказывал с большим волнением, обидой, со слезами на глазах. Вот что я узнала. Мне совсем не хотели дать звания, и я прошла только тринадцатью голосами против двенадцати.
Куинджи прямо объявил, что он ничего в этом не понимает и воздерживается, Беклемишев — тоже, В. Маковский объявил, что мои гравюры дрянь и чепуха, а Илья Ефимович Репин, когда Василий Васильевич горячо меня защищал, крикнул через стол:
— Довольно, довольно, вы влюблены в Остроумову, оттого и защищаете ее!
— Подумайте, Анна Петровна, чем заткнул мне рот! — говорил огорченный мой добрый учитель. — Еле дали вам звание, а вы заслуживаете быть посланной за границу! — повторял Василий Васильевич.
Мне приходилось его успокаивать.
В день открытия конкурсной выставки я мрачно ходила по залам; замечала, как мои прежние товарищи по мастерской Репина избегали меня.
Двое или трое из товарищей, которые были со мной прежде поближе, подошли, и один из них, указывая на мои вещи, сказал:
— И это все? Не стоило живопись менять на это!
Но были исключения. Помню, как я была удивлена, когда подошел ко мне какой-то незнакомый посетитель в свитской военной форме и стал хвалить мои гравюры.
Сказал, что непременно напишет статью в газете о моих гравюрах (он, кажется, писал под псевдонимом Кончак) и что, если я хочу, выхлопочет мне через государыню Марию Федоровну заграничную командировку от Поощрения художеств.
Я благодарила, но решительно отказалась, говоря, что взяла бы командировку только от академии.
Я была огорчена, но складывать оружия не хотела. Шла на борьбу и была убеждена, что добьюсь признания.
Передо мной стояли очень серьезные вопросы, требовавшие разрешения. Стояла задача — провести это прекрасное искусство в жизнь, ознакомить широкие массы с ним, сделать его доступным людям.
Рядом со мной стоял Василий Васильевич Матэ и группа моих близких друзей — мирискусников, они мне давали крепость и опору.
Описание дальнейшей моей работы и нашей борьбы в создании графического искусства составит содержание следующей главы.
Ленинград. 1930–1933 гг.
Свободное копирование
