МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О ДЕТСТВЕ И ЮНОСТИ
Редакция Павловой Веры Калиновны
Смутные годы
Катание на собаке в тазике. Лавка и товар в ней. Священник с кадилом вприсядку. Отцу грозит арест. Отец скрылся. Обыск. Бегство. Отец в солдатах. Отцу предлагают вступить в шайку головорезов. 1918 год - покушение на отца. Неудача отца в попытке иметь прибыль. Нападение банды. Спасение в юрте.
Из слов моих отца и матери, я родился в 1910 году 15 августа. Начал помнить события с 4-5 летнего возраста.
Помню, как мы жили в селе Монастырка. У нас была большая рябая собака. В то время мне было 4 года, и я решил эту рябую собаку запрячь в тазик и сам уселся, как господин, в этот тазик. Взял палку и начал погонять собаку. Собака бросилась бежать, куда глаза глядят.
Помню, как собака бежала по площади, а потом выбежала на дорогу, которая вела в соседнее село Ишимское. В конце села нам встретилась какая-то подвода, и мой Бобик, сделав резкий поворот влево, прыгнул через канаву.
Почему-то я остался в канаве, а Бобик с тазиком ушел в степь безвозвратно. Это всё я очень хорошо помню. Также помню то, что мы жили на площади, где строилась каменная школа. За школой была часовня. В эту часовню все сельчане ходили молиться богу.
Ещё помню, как отец с матерью однажды собрались куда – то ехать. Моя старшая сестра Анна тоже не захотела остаться дома, начала кричать дурным голосом: «И я поеду!».
Тогда Софья Григорьевна, ещё одна моя старшая сестра, взяла нас за руки, повела во двор, посадила нас в кошеву и строго-настрого приказала сидеть тихо, пока она не запряжёт лошадь.
А отец с матерью сели на ходок и уехали. С тех пор я начал соображать: летом–то на санях не ездят.
Хорошо помню о том, что у нас была лавка.Помню даже, какие у нас были товары: от иголок, керосина до разноцветных шелков и шерсти; конфеты, пряники, сахар и т.д.
Как мне хотелось попасть за прилавок, но мне это так и не удалось. Мне кажется, деревянные бочки были с керосином, а под ними стояли железные тазики.
Помню, как мама заставляла нас ощипывать кур и уток, чтобы мы не сидели без дела.
Хорошо помню, как к нам в дом приезжал священник.Бывало, как заедет перед каким-либо праздником, отец сразу маме прикажет закрыть окна и зажечь лампу «Молния». Так называлась большая лампа
А cами начинают о чем-то говорить в полголоса, чтобы никто не слышал. После долгих разговоров отец брал гармошку и разучивал революционные песни, а священник подпевал интернационал.
Под конец потребуют у матери закуски, свиного сала. Мать, бывало, ругается шепотком: как, мол. не стыдно, называется, священник-батюшка, а сам какие подлости позволяет да ещё в страстную неделю.
Бывало, мать бурчит, а отец своё требует. Выпьют, закусят и по новой отец берёт гармошку, начинает играть Комаринскую, а священник надевает свою рясу, берёт кадило и вокруг столба вприсядку с кадилом: «Ты рассукин сын камаринский мужик!» - подпевает, а сам с кадилом вприсядку вокруг столба. Эту картину я наблюдал в щелку приоткрытой двери.
Особенно остался в моей памяти 1916 год. Очень часто в нашем доме собирались товарищи моего отца, разбирали какую-то корреспонденцию. Это были подпольные газеты и листовки. Перед тем, как расходиться, в полголоса пели Интернационал.
И в 1916 году уже выпал снег, когда к нам ночью пришел один из товарищей моего отца (фамилия его была Кляшторный) и предупредил о том, что за нами следят и что моему отцу нужно немедленно скрыться. Отец, не теряя ни одной минуты, сразу запряг жеребца в кошеву и уехал в неизвестном направлении.
Не прошло и 2–3 часов, как к нам явилась полиция. Спросили: «Где отец?» - мать что – то ответила, - этого я не помню, и полиция сразу приступила к обыску.
Что они искали, - этого я объяснить не могу, думаю, запрещённую литературу. После обыска спросили у матери: «Когда Григорий Степанович будет дома?» - «Затрудняюсь сказать.
Свободное копирование
