Раной оставался только папа. Я ничего не знала о нем, а запрашивать боялась. Вот в это-то время до меня и мамы дошли последние, наверное, запоздалые, известия о нем. Как-то раз наш постоянный врач-кардиолог Елена Павловна Разумова, муж которой, меньшевик, тоже был арестован в 1937 году, вызвала маму к себе. Там она сообщила ей, что где-то весной 1940 года вышел на свободу один человек, видевший в тюрьме ее мужа и передавший ей от него привет. Рассказывая о своих мытарствах, он, между прочим, сообщил ей, что в 1937 году он сидел в одной камере с двумя братьями, Владимиром и Сергеем, Цедербаумами, резко выделявшимися среди пестрой толпы заключенных своей необычайной стойкостью, мужеством перед палачами, несгибаемой волей. Своим поведением они поддерживали растерянных и потерявших человеческий облик сокамерников, укрепляли их дух, вселяли в них мужество. Потом их увели из этой камеры. Я подумала тогда, что в 1938 или 1939 году в Москве их обоих и расстреляли. В 1957 году Лева послал в прокуратуру запрос и заявление о реабилитации отца. В реабилитации тогда отказали, насчет его судьбы ответили, что он умер в Уфе весной 1938 года от воспаления легких. Оттуда нам прислали соответствующую справку. Однако справке этой мы не очень поверили. С той поры прошло уже почти пятьдесят шесть лет. Я пережила безмерно горестные утраты всех своих любимых: мамы, Эльбруса, Женечки и, что самое страшное, моего бесценного сына — Леши. И все же та старая рана живет в моей душе. Я не могу простить себе, что в эти последние месяцы папиной жизни я не справлялась о нем, не посылала ему передач, хотя едва ли что-нибудь могла бы для него сделать в той кровавой каше. Когда он умер (или его убили), ему было всего пятьдесят шесть лет.
Чтобы больше не возвращаться к этому печальному сюжету, скажу сразу о том, что мы узнали позже. В 1988 году, когда мой брат Лева снова обратился в военную прокуратуру в Москве, ему еще раз ответили, что папа умер в Уфе в феврале 1938 года от воспаления легких. Но кроме этого сообщили, что он обвинялся в «участии в эсеро-меньшевистском контрреволюционно-шпионском всесоюзном монархическом заговоре», направленном на свержение Советской власти путем шпионажа и террора. Но так как он умер до судебного разбирательства, то дело в отношении него было прекращено. Тогда мы обратились в КГБ СССР с просьбой разъяснить судьбу всего этого дела. Они сообщили нам, что на посланный в Уфу запрос получен ответ, из которого следует, что следствие велось неправильно, дела никакого в действительности не было, а в отношении папы его прекратили за отсутствием состава преступления. По остальным предшествующим его делам (до 1937 года) нам предлагали обратиться отдельно. Мы так и сделали. В ответ получили подробную справку о всех арестах папы за время советской власти и по всем его делам, кроме первого — 1920 года. В справке содержалось также указание, что все обвинения оказались несостоятельными т. е. практически он был реабилитирован по всем делам, как реабилитирован и по последнему. Иначе говоря, признавалось, что папа провел двадцать лет в тюрьмах, лагерях и ссылках без всякой вины, по сфабрикованным обвинениям. Теперь это уже не факт его или моей жизни, а просто поросший быльем исторический факт. Таков конец. Как, где он умер, действительно ли от воспаления легких, как он мучился и страдал, где похоронен? Пока об этом можно только гадать[1].
Свободное копирование
