12.
5 января 1967 года.
Еду в Переделкино к Чуковскому. В виде исключения он разрешил навестить его утром. Для радио готовится большая театрализованная передача с участием артистов московских театров. С разрешения писателя читаются отрывки из его знаменитого Альманаха «Чукоккала».
Не в первый раз бережно переворачиваю страницы большого тома, переплетенного кожей, куда писали писатели и поэты нескольких поношений шумного и нелегкого двадцатого века. Сколько здесь оригинальных рисунков, портретов, карандашных набросков. Вот стихи знаменитого тенора Леонида Собинова и рядом рисунки прославленного Федора Ивановича Шаляпина, редкие фотографии, колючие эпиграммы, стихотворные экспромты — буриме, дружеские шаржи, множество злых карикатур. На одной из страниц альбома — фотография: Горький, Шаляпин, Уэллс, М. Андреева. Подпись непонятная: «Родэ и другие».
Спрашиваю: кто такой Родэ?
— Когда Уэллс был в Петербурге, писатели устроили прием. Ужин организовал ресторатор Родэ. Участники встречи решили сфотографироваться. Неожиданно Родэ подбежал к группе и стал за спиной Уэллса и Горького. Потом он приобрел у фотографа карточку, вырезал из нее центральную тройку и с помощью этого фотографа выдавал себя за близкого друга Уэллса и Горького.
«Чукоккала» — не просто семейный альбом с шутливым названием, где собраны высказывания знаменитых людей. Это своеобразный литературный клуб, где встречались, вели задушевные беседы, делились мыслями, смеялись и спорили писатели, поэты, художники, артисты, музыканты.
— В 1902 году, — продолжает К. И. Чуковский, — польский символист Станислав Пшибышевский посетил ненадолго Одессу, из его устных рассказов мне запомнился один, об Ибсене, с которым его познакомили в Осло. Ибсен пожал ему руку и, не глядя на него, произнес:
— Я никогда не слыхал вашего имени. Я никогда не читал ваших книг. Но по вашему лицу я вижу, что вы борец. Боритесь, и вы достигнете своего. Будьте здоровы.
Пшибышевский был счастлив. Через неделю он увидел Ибсена на улице:
— Я Пшибышевский, здравствуйте!
Ибсен пожал ему руку и, не глядя на него, произнес:
— Я никогда не слыхал вашего имени. Я никогда не читал ваших книг. Но по вашему лицу я вижу, что вы борец. Боритесь, и вы достигнете своего. Будьте здоровы.
В известном послании Чуковскому Маяковский писал:
Что ж ты в лекциях поешь,
Будто бы громила я,
Отношение мое ж
Самое премилое.
Не пори, мой милый, чушь,
Крыл не режь ты соколу,
По Сенной не волочу ж
Я твою «Чукоккалу».
Скрыть сего нельзя уже:
Я мово Корнея
Третий год люблю (в душе!),
Аль того раннее.
(Дальше приписка карандашом:)
Всем в поясненье говорю:
Для шутки лишь «Чукроста».
Чуковский милый, не горюй,
Смотри на вещи просто.
Стихи Б. Л. Пастернака вписаны в Альманах в 1934 году:
Юлил вокруг да около,
Теперь не отвертеться,
И вот мой вклад в «Чукоккалу»
Родительский и детский.
Их, верно, надо б выделить.
А впрочем, все едино —
Отца ли восхитителю
Или любимцу сына.
Следующие четыре строчки посвящены непосредственно «Чукоккале»:
Питомице невянущей
Финляндских побережий,
Звезде Корней Иваныча
От встречного невежи.
В 1919 году свой автограф в «Чукоккалу» вписывает знаменитый лингвист и теоретик литературы Роман Якобсон:
Не с Корнеем Чуковским в контакте ли
Я решил испытать нынче дактили?
Если б мы здесь бутылку раскокали,
Я писал и писал бы в Чукоккале.
Воспарил бы я дерзостней сокола,
Запестрела б стихами Чукоккала.
Но могу без целебного сока ли
Приложиться достойно к Чукоккале?
Корней Иванович был страшно недоволен, что цензура не пропустила в эфир автограф Р. Якобсона.
С нежностью и любовью относился Чуковский к замечательному грузинскому поэту Паоло Яшвили. Запись сделана по-русски 19 августа 1934 года в Москве:
Какое чудное соседство:
Здесь Белый, Блок и Пастернак.
Я рядом занимаю место,
Как очарованный простак.
Перевожу вам эти строки
На несравненный русский лад —
Поэт моей любимой дочки,
А для меня — весь Ленинград.
22 июля 1937 года поэт и художник неоднократно подвергавшийся репрессиям покончил с собой.
Несколько стихотворных автографов оставил в Альманахе Самуил Яковлевич Маршак:
Пять лет, шесть месяцев, три дня
Ты прожил в мире без меня,
А целых семь десятилетий
Мы вместе прожили на свете…
…………
Вижу: Чуковского мне не догнать.
Пусть небеса нас рассудят!
Было Чуковскому семьдесят пять,
Скоро мне семьдесят будет.
Глядь, от меня ускакал он опять,
Снова готов к юбилею.
Ежели стукнет мне тысяча пять,
Тысяча десять — Корнею!
Спрашиваю К.И., где он позаимствовал сюжет сказки «Тараканище». Чуковский раскатисто засмеялся.
— Сами подумайте и скажите, кого вам напоминает этот могучий образ?
Смеясь, я сказал:
— Конечно, Сталина!
Чуковский весело кивнул головой.
Свободное копирование
