Однако в первый год нашей совместной жизни мы оба были заняты другим: моим устройством на учебу. Весной 1934 года вышло правительственное постановление о возвращении прав гражданской истории, как важного и даже необходимого предмета в школе, о создании всюду прикрытых в 1930 –1932 годах исторических вузов, в том числе и в Московском университете. И я загорелась желанием стать историком хотя до этого мечтала заниматься историей литературы, но теперь вдруг поняла, что в наш бурный, исторический век надо быть историком. И мы с Эльбрусом решили, что я попытаюсь поступить на исторический факультет МГУ. Туда предстояло сдавать много экзаменов: по алгебре, геометрии, физике (?), по русскому языку и литературе. По истории экзамена не проводили, так как в школе не было такого предмета, не было и учебников. Экзамены не смущали меня, фамилию я носила новую — Гутнова, не столь одиозную, муж — коммунист. Имелись все основания попытать счастья.
Летом Эльбрус повез меня в Орджоникидзе представить своим родным (о чем я уже рассказала). Оттуда мы поехали в горы, в Цейскую долину и провели там счастливые полтора месяца в горном простеньком санатории вблизи Цейского ледника, среди высоких снежных пиков. Впервые я увидела тогда горы во всей их красе, умывалась холодной водой пенистой реки Цей, стекавшей с ледника, собирала ягоды в окружавшем нас лесу, любовалась восходами солнца, окрашивавшими в пурпур вздымавшиеся над нами вершины, с любопытством смотрела на массовые осетинские пляски на поляне, которыми развлекались обитатели санатория, слушала их красивые хоровые песни. В то же время я готовилась к экзаменам, а Эльбрус рисовал. Чтобы поступить в институт, к этому времени я ушла с работы. Даже новые впечатления не отвлекли меня от подготовки.
Это был один из счастливых, спокойных моментов нашей жизни. К этому времени мы с Эльбрусом уже привыкли один к другому, научились уважать мнения друг друга, перестали так отчаянно спорить. Нам было хорошо вместе.