В четверг, 20-го октября, как и ожидалось, последовало опубликование Положения о Совете Министров, а также рескрипт о назначении Гр. Витте Председателем Совета. Выражение рескрипта относительно необходимости полной солидарности среди Министров и уверенность Государя в том, что Витте сумет достигнуть этой цели, окончательно укрепили меня в необходимости дать ход моему решению подать прошение об отставке. Накануне, ночью, я еще раз пересмотрел редакцию заготовленного мною письма, оставил его без всякой перемены и наутро выехал в Петергоф, так как доклады Министров в эту пору происходили не в обычные дни, а каждый Министр спрашивал особо и получал указания, да и сообщение с Петергофом, по случаю железнодорожной забастовки, поддерживалось с немалым трудом.
На пароходной пристани я застал Бар. Бутберга, ехавшего, как и я, с докладом. Как и все, он отлично знал, конечно, о дурных отношениях моих с Гр. Витте и начал разговор с того, что спросил меня, читал ли я рескрипт Государя на его имя и как понимаю я солидарность Министров, то есть должны ли Министры ждать решения Государя или же сами должны облегчить положение Государя и просить о их увольнении, коль скоро они чувствуют недостаток солидарности с Председателем Совета Министров.
Я не хотел говорить ему, что везу мое прошение об отставке и в этом факте содержится уже мой ответ на его вопрос, и ограничился тем, что сказал, что сейчас более, чем когда-нибудь, обязанность каждого сводится а тому, чтобы облегчить положение Государя предоставлением себя в его полное распоряжение и устранить самую мысль о том, что неназначение кого-либо из нас в состав нового кабинета есть выражение немилости Государя. Я прибавил, что практически вопрос решится вероятно тем, что Государь просто предоставит Витте выбор кандидатов в Министры, так как, в противном случае, при характере Витте, никакого объединения власти не последует и выйдет только прежняя грызня, из которой есть всего один выход, - подбор Министров, по вкусу Гр. Витте. "Вы проповедуете, следовательно, вместо самодержавия Царя,- такое же самодержавие, но только первого Министра, или другими {102} словами, создание должности Великого Визиря", - были последние слова Бар. Будберга уже при выходе с привезшего нас парохода.
Я доложил Государю сначала все очередные дела, а когда я кончил их, то передал Ему последнюю бумагу из моей папки, с просьбою лично прочитать ее. Взявши ее в руки и не читая еще, Государь сказал мне совершенно спокойным тоном: "это, очевидно, Ваша просьба об увольнении от должности. Я ждал ее потому, что с разных сторон слышу уже давно, что Ваши отношения к Гр. Витте совершенно испортились.
Я просто не понимаю, откуда это произошло, так как до своего отъезда в Америку, у него не было достаточных слов, чтобы превозносить Вас до небес. Я знаю также, что не Вы причиною такой перемены, но вполне понимаю, насколько теперь Вы не можете так же спокойно работать, как работали прежде.
Вы знаете, как трудно мне расставаться с Вами, насколько я привык к Вам и как Вас полюбил, но я, в сущности, не расстаюсь с Вами, так как у меня есть возможность дать Вам очень высокое назначение и всегда пользоваться Вашими знаниями и Вашею преданностью Мне.
- Я решил назначить Вас на вакантную должность Председателя Департамента Экономии, которую занимал граф Сольский. Я знаю, что этим доставлю и ему большую радость. Поезжайте к нему и попросите завтра же прислать мне указ о Вашем назначении".
Государь встал из-за стола, обнял меня, поцеловал и, когда я стал благодарить Его за такую исключительную милость, Он обнял меня еще раз, и сказал: "Не вам благодарить меня а Мне Вас. Я никогда не забуду Ваших трудов за время войны, и хорошо помню, что Вы оказали России величайшую услугу, сохранивши наше финансовое, положение, несмотря на все военные неудачи. Я уверен, что все понимают это так же как и Я, а заграницею Вас понимают лучше, чем дома, но настанет время, что и у нас поймут так же".
Государь просил меня пройти к Императрице, так как и она отлично понимает причину моего ухода и очень рада предоставленному мне высокому назначению.
Я застал Императрицу в ее боковой гостиной, узкой длинной комнате, окнами к Петербургу. Пронизывающий осенний холод едва умерялся горевшим камином. Извинившись передо мною, что она принимает меня лежа на кушетке, так как ей не здоровится, Императрица сказала мне, в ответ на мое объяснение о причинах моего ухода, что нисколько не {103} удивляется этому, потому, что хорошо понимает, что "при изменившихся взглядах ("quand les idees sont devenues toutes autres") нельзя требовать, чтобы люди подчинялись таким переменам и отказывались от своих взглядов".
Не совсем понимая значения этой фразы, я пытался было объяснить Императрице, что я далек от мысли проявлять какую-либо нетерпимость к чужому мнению, но если я решился просить Государя об увольнении, то только потому, что вполне уверен в том, что новый Председатель Совета Министров не захотел бы работать со мною и стал бы просить Государя заменить меня другим, более подходящим лицом, и моя просьба об увольнении только облегчила Государя в его решении. Императрица ответила на это только односложно: "да, быть может Вы правы, это очень сложный вопрос".
Для меня так и остались загадкою, как отнеслась Императрица к моему уходу, сожалела, ли она о нем, или просто была рада, что одною трудностью для Государя было меньше. А может быть ей было просто безразлично все, что происходило кругом, настолько такие вопросы, как мой уход, бледнели перед тяжелыми условиями внутренней жизни Poccии той поры.
Прямо от Государя я проехал к Государственному Секретарю, Барону Икскулю, с которым меня связывали дружеские отношения. Он очень обрадовался переданному мною приказанию Государя, сказал мне, что через час указ будет у Графа Сольского и просил меня только немедленно поехать к нему и предупредить его об этом. Он прибавил при этом "как бы не пронюхал об этом Гр. Витте до подписания указа". На замечание мое, что имеет он в этом случае в виду, бар. Икскуль ответил мне загадочно: "я знаю случаи, когда и подписанные указы отменялись, если находились влиятельные оппоненты".
Гр. Сольский встретил меня неподдельною радостью. Ему казалось только, что на нем лежит обязанность примирить с моим новым назначением значительно более опасного противника моего назначения нежели те, которых я ожидал встретить в лице более старых, нежели я, членов Департамента Экономии, а именно все того же Гр. Витте, но мне казалось, что у него была полная уверенность в том, что ему удастся урезонить последнего не противиться желанию Государя. Он сказал мне, что переговорит с Гр. Витте сегодня же, и будет меня держать в курсе всего дела.
{104} Вечером того же дня; я был снова на совещании у Генерала Трепова по вопросу об амнистии, никакого участия в прениях ни принимал и только после совещания сказал Гр. Витте, что утром подал Государю прошение об отставке и получил Его согласие. Витте не сказал мне ни одного слова, и мы молча расстались.
Свободное копирование
