Незадолго до того, что переговоры в Портсмуте привели к окончательному выяснению коренного разногласия между русскими и японскими уполномоченными и наш Главный уполномоченный С. Ю. Витте должен был представить их, по телеграфу, на разрешение Государя, испрашивая Его последних указаний, Министр Иностранных Дел Гр. Ламсдорф и Гр. Сольский получили от С. Ю. Витте тождественные телеграммы, в которых он высказал свое опасение, что упорство Японии может вынудить нас, или сделать тяжелые для нас уступки, или даже прервать переговоры и продолжать приостановленные военные действия.
Такое решение, чреватое своими последствиями, принятое к тому же одним правительством, без всякого участия общественного мнения, естественным образом обратит весь одиум осуждения непосредственно на Верховную власть. Для того, чтобы избежать этого, С. Ю. Витте высказал, что было бы крайне желательно созвать в спешном порядке Совещание из наиболее видных общественных деятелей, - представителей земств, городов и дворянства, - которому и предоставить высказать его мнение по поводу намечаемых оснований мирного договора, ранее нежели они поступят на утверждение Государя.
Я узнал об этой телеграмме от Гр. Сольского, когда он пригласил меня, как он сказал по телефону, - прибыть немедленно по очень спешному делу.
{80} Я застал у него Министра Иностранных Дел, который успел уже до моего приезда высказаться совершенно отрицательно по поводу предположения С. Ю. Витте, выражая свое недоумение, каким образом можно созвать такое Совещание и как согласовать его заключение с пределами власти Государя. Он особенно настаивал на том, что положение Государя может быть даже гораздо хуже, если, получив заключение Совещания, Он примет решение несогласное с ним.
Мнение Гр. Сольского было тождественно по существу, но шло еще гораздо дальше с точки зрения простой невыполнимости намеченного предположения. По его словам, переговоры в Портсмуте и без того настолько затянулись, что еще на днях была получена телеграмма от нашего Главного уполномоченного, с извещением, что Президент Рузвельт начинает терять терпение.
Созыв Совещания, даже если бы он мог быть допущен и осуществлен, настолько замедлил бы ответ России, что вся ответственность за неразрешение вопроса падала бы неизбежно на нее, и это одно делает мысль С. Ю. Витте неприемлемою.
Еще более неосуществимым окажется самый выбор участников Совещания и выработка каких-либо справедливых и приемлемых для общественного мнения оснований для участия в таком небывалом Совещании.
Особенно подробно останавливался Гр. Сольский на соображениях об особой щекотливости применения такого приема в данном случае и решительно поддержал Гр. Ламсдорфа в его резко отрицательном отношении к поднятому вопросу. Он просил нас обоих составить совместно краткое изложение высказанных мнений и представить его в письменной форме, не далее как завтра утром, непосредственно Государю, с тем, чтобы Он имел возможность обдумать все высказанное и принять Свое решение.
Вечером того же дня содержание телеграммы С. Ю. Витте и мнение высказанное нами тремя по ее содержанию было передано Гр. Сельскому и отвезено за общими нашими подписями в Петергоф.
В тот же день около двух часов пополудни Министр Гр. Ламсдорф сообщал мне, что Государь без малейших колебаний утвердил представленное Ему заключение и высказал целый ряд соображений незатронутых в нашем письменном заключении, но вполне совпадавших с сущностью непосредственного между нами обмена мнений.
{81} Телеграмма об этом была послана Витте в тот же день; спустя два или три дня пришла, от него и депеша, излагающая последний фазис переговоров, послуживший к описанному уже выше окончательному решению принятому Государем.
Свободное копирование
