За нашей работой на разных ее этапах, в том числе и после выхода двухтомных «Очерков русской литературы Сибири» в свет, когда уже вызревал замысел создания очерков о литературной критике Сибири, внимательно следил, не отказывая в реальной помощи и покровительстве, старейший писатель Сибири Афанасий Лазаревич Коптелов. С А. П. Окладниковым они дружили; помню, как наш вышедший в 1969 году проспект «История русской литературы Сибири» А. П. с чувством нескрываемого удовлетворения подписал и подарил ему лично.
Сибирские писатели с живым интересом и вниманием отнеслись к работе академических филологов, многие из них и сами успели стать объектами литературоведческих исследований: С. Залыгин, Г. Марков, С. Сартаков, В. Астафьев, А. Иванов…
Это был весьма знаменательный момент культурной и духовной жизни Новосибирска, когда литературоведческая и литературно-критическая мысль слились воедино, предстали в нерасторжимой цельности исследовательских поисков, что объясняет глубину наших творческих контактов с редколлегией журнала «Сибирские огни», редактором которого был тогда А. В. Никульков, а его заместителем и зав. отделом критики Н. Н. Яновский. Мы участвовали в их годичных собраниях, обсуждении конкретных произведений, появлявшихся на страницах журнала, они приезжали на обсуждение научно-организационных проблем двухтомника, и особенно значимым и активным было их участие, когда дело доходило до отбора персоналий.
Сам журнал «Сибирские огни», история его создания как одного из первых, наряду с «Красной новью», «толстых» советских журналов, его функционирование на разных этапах общественной жизни страны как издания регионального — также были важными объектами нашего научного рассмотрения. Особой болевой точкой истории журнала была фигура одного из первых его редакторов — В. Я. Зазубрина. Роковая судьба В. Зазубрина драматически отзывалась и в судьбе его исследователей. Уже в пору работы над двухтомником появилась в «Сибирских огнях» статья Н. Н. Яновского «Несобранные произведения Владимира Зазубрина двадцатых годов», публикация которой явилась поводом для смещения автора с руководящего поста в журнале. В таких же условиях повышенной идеологической бдительности происходил отбор и многих других персоналий, и фигур главных областников Сибири — Ядринцева и Потанина — это касалось прежде всего. И хотя историко-литературный процесс Сибири без этих имен выглядел бы не только обедненно, но и искаженно, тем не менее многие историки, по замечанию Н. Н. Яновского в письме к В. П. Астафьеву, сделали научную карьеру на ниспровержении их трудов и требовании исключить их имена из культурного оборота.
О том, как трудно шел процесс работы над «Очерками», можно судить по характерным деталям. Когда в 1969 году вышел проспект двухтомника, его название звучало как «История русской литературы Сибири», но в нем не было имени Зазубрина. Когда двухтомник вышел в свет, он именовался уже «Очерки русской литературы Сибири», но в нем появилась глава о творчестве Зазубрина. Невольно создается впечатление, что обретение одних высот происходило путем сдачи других, что компромисс как способ осуществления научно-исследовательской стратегии был неизбежен.
Тем не менее время это вспоминается светло и благодарно: не страшась впасть в преувеличение, хочется назвать его сибирским Ренессансом. В Новосибирске собирались настоящие знатоки, филологи самого высокого класса, безупречные профессионалы, не просто досконально знавшие литературную сибирику, но горячо любившие ее, чувствующие ее душой.
И одним из важных результатов созданного сибирскими филологами труда явилось не только введение в историко-литературный оборот целой лавины новых материалов, имен, фактов, но и то, что по замыслу своему, как первый опыт концептуального исследования региональной литературы, был он новаторским. В 1983 году «Очерки» были отмечены центральной прессой как труд «по-сибирски масштабный, во многом первооткрывательский, вызывающий интерес и уважение уже своим замыслом», что воспринимается сегодня как подтверждение плодотворности наших коллективных усилий.
Свободное копирование
