Я думаю, обоюдность интереса друг к другу у нас с Виталием Епифановичем возросла после того, как я отошла от литературной сибирики и активно переключилась на исследование творчества Леонида Леонова. Так случилось, что мой исследовательский путь оказался рекурсивным: постижение тайн художественной мысли этого большого писателя я начала не с первых его произведений, как сложилась у нас литературоведческая традиция, а с завершающего его жизненный путь романа-наваждения в трех частях «Пирамида». Последовательно спускаясь с этой высоты по ступеням предшествующих произведений, я дошла до начала творческого пути, обнаружив именно там поэтико-смысловые истоки его «последней книги». Удивительно: начало и конец творческого пути сомкнулись, представив неопровержимые доказательства абсолютной цельности и непротиворечивости художественной мысли писателя.
У Леонида Леонова были непростые отношения с советской властью, но разногласия между ними оказались вовсе не политическими, а философскими, онтологическими и восходили к разному пониманию главного вопроса времени — природы человека. Творческая мысль писателя в принципе отвергала позитивистский фундамент социалистического реализма и всей большевистской философии, исходившей из возможности скоростной перестройки человека, создания новой породы людей по чертежу, заранее придуманному плану.
Мысль о том, что «Земля долго готовилась к принятию человека» и потому нельзя изъять из длинной истории превращения первобытного существа в homo sapiens ни одного звена, что благотворной энергией мудрости Змеи движима неостановимая пытливость ума современного человека, перекликалась с убеждением Л. Леонова в том, что вся история обживания планеты Земля, как в иероглифе или математической формуле, зашифрована в человеке: каждый отдельный человек несет в себе всю полноту информации о происходившем на Земле в течение веков и тысячелетий, сохраняет отсвет мудрости Змеиной.
Сознание близости наших научных штудий, тесной переплетенности исследовательских путей искренне нас с Виталием Епифановичем радовало, и, не закрепленная никакими внешне привычными проявлениями вроде домашних визитов и семейных контактов, наша «ученая дружба» растянулась на десятилетия. В последнее время мы стали договариваться о передаче наших трудов друг другу посредством вахты Института археологии с последующим обменом мнениями по телефону. Однажды на оставленные мною статьи из «Науки в Сибири» он не откликнулся, и, привыкшая к его пунктуальности, я насторожилась: не иначе что-то случилось.
Случилось же самое печальное. Умер Виталий Епифанович летом 2013 года. Панихида состоялась в фойе Института археологии около знаменитого мамонтенка. Я удивилась, как много людей, несмотря на отпускную пору, пришло проститься с ним, отдать дань уважения большому ученому и просто хорошему человеку. Похоронили его на том же кладбище, где упокоена моя сестра Аля, и на пути к ее могиле всегда есть возможность остановиться около его скромного надгробия, положить цветы и предаться воспоминаниям.
Свободное копирование
