Куда?
Я всё выспрашивала домашних: "Ну, куда же мне идти дальше?"
Мама твердила: "Иди, учись. Я вот не выучилась - видишь, как мне пришлось тяжело? Вот и ноги больные от стоячей работы. Поступай в институт, человеком будешь".
А я: "Так в какой институт идти?"
А Мама: "Куда хочешь, туда и иди. А то, если неправильно тебе посоветую, - будешь корить меня всю жизнь. Решай сама".
Я не знала, на какую ногу встать. Хотелось быть и врачом, и учительницей, но в душе мне больше всего всегда хотелось стать писательницей. Однако писательница отпала ещё классе в шестом, когда любимая подруга Галка Ситникова в запале ссоры дала понять, что никакого писателя из меня не получится. Я тогда затаённо обиделась но, поскольку мнением Галки дорожила, посчитала, что дорога туда мне заказана.
Классе, кажется, в пятом, когда мы только начали изучать химию, я приходила домой с горящими глазами от эффектных опытов. Тогда захотела было стать инженером-химиком, но родные вовремя отговорили: химическая промышленность вредна для здоровья, там газы, которые дурно пахнут, скоро состаришься. Эта перспектива меня никак не радовала, да и наигралась я химическими опытами: модное в то время веяние - "Связь школы с жизнью" - дало возможность освоить специальность химика-лаборанта при Депо.
Когда мы в классе обсуждали наше будущее, Вова Журавский обронил, что для девчонок есть только две дороги - в "пед" или в "мед".
Галя Никонова и Люба Кузьменко сразу решили идти в Карагандинский медицинский институт на факультет санитарной гигиены. Если бы я решила стать врачом - то только лечащим. Но у меня с детства дрожат руки. Кто поверит такому врачу? И ещё: а вдруг от моего лечения кто-нибудь умрёт? Страшнее этого ничего нет.
Вовино высказывание как-то принижало, хотелось доказать, что девчонки тоже люди и вольны выбирать профессию без ограничений.
Слава Сидельников и Толик Скрипниченко решили стать геофизиками и отправили документы в Алма-Атинский Политехнический. Геологом я уже "побывала" классе в седьмом-восьмом, под впечатлением от знакомства с прекрасной четой геологов Кудрявцевых. Кто-то из людей, имеющих на меня влияние, кажется, мама девочек Тёткиных , тётя Зина, рассказала, как тяжело женщине в поле, где сложно помыться, какие тяжеленные рюкзаки с образцами камней надо носить. И потом: ты - в поле, а семья - дома.
В то время мне хотелось гармонично развиваться во всех направлениях. Думалось, что если гуманитарные науки войдут в меня сами, для познания точных наук потребуются значительные усилия, которые мне вряд ли захочется затратить без внешнего воздействия, а потому учиться надо на инженера.
Агадырь - железнодорожный посёлок. В воздухе витало поступление в один из Институтов инженеров Железнодорожного транспорта: в Московский или Ташкентский. Оттуда к нам приезжали гонцы с рекламой. Поступление возможно в Политехническом институте, в Алма-Ате, а там, по результатам отметок, - в какой попадёшь. Там есть очень заманчивый факультет - "Телемеханика и связь". Вот туда-то я и решила поступать. А Валю Павлову привлекал факультет экономический. И мы собрались с ней ехать вместе.
Наш классный руководитель, математик Юрий Яковлевич Коробко, который ставил мне пятёрки по черчению (хотя графика у меня была прескверная, а на подписи к чертежам страшно было смотреть), в характеристике отметил, что у меня несомненные способности к точным наукам.
В конце июня мы послали документы и стали ждать вызова. Сидели, как на иголках. Кто-то пустил слух, что документы могут потеряться, что из-за множества "блатных" на них могут просто не обратить внимания, а потом скажут: всё, приёма больше нет. Вывод: надо ехать самим.
И вот, в июле 1963 года, мы с Валей Павловой, движимые надеждой, уехали в Алма-Ату. После этого я бывала в Агадыре только на каникулах и в гостях.
А в Алма-Ате я повидалась с двоюродной сестрой моего Деда, Валентиной Степановной Калининой, с семьёй её старшего сына, Сергея Ксенофонтовича Калинина.