Из Москвы он съездил в Огнёвку. Повидался с родными, заехал в Ефремов к матери и Ласкаржевским, у которых был уже сын Женя.
Оттуда махнул в Одессу и остановился опять у Куровских. Бывал он на собраниях художников. Буковецкий был женат, жил он в своем прелестном особняке на Княжеской и не так часто принимал своих друзей и приятелей. Художники же решили продолжать свои "Четверги" и собираться по этим дням в ресторане. Они выбрали ресторан Доди, там во втором этаже был большой отдельный кабинет, где стоял во всю длину комнаты стол. Они раскладывали на нем свои альбомы и рисовали друг друга, тут же им подавали ужин, обильный, с большим количеством вина, каждый платил за себя.
Заузе садился за пьянино. Нилус с Куровским часто пели дуэты, оба были музыкальны, у обоих были приятные голоса. Бунин рассказывал, представлял всех в лицах, а иногда, когда бывало особенно оживленно и весело, плясал. Каждый проявлял свое дарование. Женщин приглашали редко. Жен одесситов никогда, но приезжих иногда допускали. Я бывала на этих ужинах, когда мы гостили в Одессе, -- всякое наше путешествие, куда бы мы ни держали путь, начиналось и кончалось Одессой. Все участники "Четвергов" горячо любили эти дружеские сборища.
Вскоре по приезде Ивана Алексеевича к Куровским, в Одессу приехали "молодые" Андреевы. Они отыскали Бунина. Куровские угощали их обедом из южных блюд. После обеда все отправились на Ланжерон, и "молодые", уединившись, долго сидели и смотрели, как разбивались волны о прибрежные камни.
Андреев называл себе Велигорским; он был женат на нашей курсистке Велигорской, очень хорошенькой, с которой я была знакома. Горький называл ее Дама-Шура, всегда вспоминал её с большой нежностью.
Пешковы поселились в это время в Алупке у Токмаковой, на даче "Нюра".
В марте Горького избрали в академики.