В Огнёвке он на этот раз зажился, увлекшись писанием. И только в конце июля уехал в Люстдорф к Федоровым. Куприн, как и в прошлое лето, гостил у Карышевых. Возобновились прогулки, смакование художественных подробностей, восхищение Толстым. Куприн особенно приходил в восторг от Фру-Фру, лошади Вронского, погибшей на скачках, от Холстомера: "Он сам был лошадью!" -- повторял кто-нибудь из них. Шутили и над Федоровым, у которого недавно появился на свет сынишка Витя. От него счастливый отец всю жизнь приходил в восторг: "мой мальчик!" -- восклицал он, восхищаясь необыкновенными талантами сына, с его младенчества. Однажды, провожая на пароходе Чехова, он ему так надоел своим Витей, что Чехов жаловался Ивану Алексеевичу: "Хотелось смотреть, как работает лебёдка, поднимая на пароход корову, а он все бубнил: "Мой мальчик, посмотрите, как он... и так далее..." Посмеивались и над его романами, и над его упоением самим собой: "Я сложён, как бог!..."
Однажды к Федоровым приехали в гости их друзья, греческая чета Цакни, он издатель и редактор "Южного Обозрения", в прошлом народоволец, эмигрант, жил несколько лет в Швейцарии и Париже. Потерял красавицу жену, от которой имел дочь. Через несколько лет он женился на гречанке, Элеоноре Павловне Ираклиди, учившейся пению у знаменитой Виардо, которая никогда не начинала урока, прежде чем ученица или ученик не положит на рояль луидор. Мать Э. П. Ираклиди ездила в турне со знаменитым скрипачом и композитором Венявским -- в качестве аккомпаниаторши.
Цакни пригласили молодых писателей к себе на дачу. Через несколько дней они отправились к ним, на седьмую станцию.
При входе в разросшийся по-южному сад они увидели настоящую красавицу, как оказалось, дочь Цакни от первого брака.
Иван Алексеевич обомлел, остановился.
И чуть ли не в один из ближайших вечеров сделал ей предложение.
Он говорил мне: "Если к Лопатиной мое чувство было романтическое, то Цакни была моим языческим увлечением..."
Предложение было принято. Отец предоставлял дочери полную свободу, мачехе же жених сначала очень понравился, и она была довольна предстоящей свадьбой, а, может быть, хотела скорее выдать замуж свою падчерицу. Все случилось скоропалительно. Анне Николаевне шел двадцатый год; но она была еще очень невзрослой, наивной, -- мачеха умела заставлять ее поступать по своей воле.
В автобиографическом конспекте у Ивана Алексеевича написано:
"...Внезапно сделал вечером предложение. Вид из окон из дачи (со второго этажа). Аня играла "В убежище сада..." Ночую у них, спал на балконе (это, кажется, в начале сентября).
23 сентября. Свадьба".
Свободное копирование
