Недели через две я получила от Ефима письмо, где он написал, среди прочей всякой ерунды о своем отдыхе в Сухуми, что не приедет, так как не хочет поставить меня в ложное положение.
"Мои друзья-абхазцы объяснили мне, что я поставлю твою репутацию под большое сомнение, если вдруг приеду"- так коряво, очевидно фальшиво прозвучало его решение не встречаться со мной.
Я просто опешила.
Ничего себе! Он решил беспокоиться о моей репутации, а о чем он думал всего месяц назад, где было его беспокойство?
Свое огорчение после прочтения письма я не смогла скрыть от бабушки. Кроме того, я наелась в этот день инжира, и меня рвало: то ли от инжира, то ли от нервного потрясения. Было так плохо, что пришлось вызывать скорую.
Плакала я тайком от бабушки, но всё равно она поняла, что я страдаю, и сказала:
-Зоя, ты так молода, будь осторожна. Это может помешать тебе в будущем.
Но советы моей дорогой бабульки уже опоздали.
Наконец приехала долгожданная Зойка, и я могла поделиться своими проблемами с близким человеком.
Зоя ужаснулась моей решительности:
-Ты всегда была сумасшедшей,- сказала она,- но не переживай так из-за этого. Может быть, у вас всё еще будет хорошо.
Мы играли с Зоей в теннис, загорали. Приехали Даник и Алик15, много играли в карты на пляже. Увиделась я и с Сулико Манцкава16. Он писал мне очень хорошие письма на физтех про свою жизнь моряка, описывал ночные вахты в бурном море, когда только холодная волна, заливающаяся за ворот бушлата, разгоняет надвигающийся сон, а на вахте надо стоять еще несколько часов в темноте, на пронизывающем ветру, и глаза слипаются, и каждая минута кажется часом. И думала я, читая его письма, что он очень интересный, тонко чувствующий парень, и если бы он так со мной разговаривал, как писал, то мне было бы с ним интересно. Ефим перехватывал эти письма, так как из-за того, что у нас фамилии начинались на одну и ту же букву, письма наши попадали в один ящичек на почте в корпусе Б.
Ефим брал письмо и потом долго дразнил меня им, крутя перед носом конвертом и насмешливо комментируя:
-Ну вот, тебе опять письмо от поклонника, спляши, тогда отдам.
Но теперешнее мое свидание с Сулико было молчаливым и натянутым, и, как всегда, непринужденного разговора у нас не получалось. Мы посидели на пляже, потом он проводил меня до Зойкиного дома. Я сказала тете Тае:
-Какой Манцкава красивый парень, как я раньше не замечала.
-Он всегда был интересный. Не знаю, где были твои глаза,- засмеялась Зоина мама.
Я подурнела, и, думаю, Сулико, встретившись со мной, разочаровался: память обо мне сильно не соответствовала действительности, год тяжелой жизни вне дома сильно изменил меня, смылись яркие краски юности.
Писать он мне перестал. А через год, когда я окончила второй курс, Манцкава женился.
Больше наши пути не пересеклись ни разу, но спустя много лет, мы с Арутом17, в его институте в Москве, сплетничали о наших, и Арут (перед тем как выдрать мне зуб) рассказал прямо-таки детективную историю: Сулико, который плавал капитаном, вдруг укатил со свой буфетчицей куда-то в сибирскую деревню, не сказав никому ни слова, и его разыскивали и семья и начальство.
-Всесоюзный розыск объявили,- уверял меня Арут, выбирая подходящие щипцы.
-Ну вот, я же чувствовала, что ему нельзя доверять,- засмеялась я, услышав эту историю.
Но тогда ни море, ни спорт, ни встречи с друзьями, ничто не могло отвлечь меня от горьких дум об отсутствии Ефима, встреча с которым отодвинулась до начала сентября, и не понятно уже было, какой она будет, эта встреча, а мир без него был для меня пустой, серый и поблекший.