XIV.
Итак, наша мысль неизменно продолжала работать в раз принятом направлении. Читали ли мы зажигательную историю Европы Шлоссера, мы находили, что он чуть не всех королей пригвождал к позорному столбу за "неслыханную" жестокость, "безумное" мотовство и "бессмысленный" разврат. Или, за отсут-ствием романов, просматривая Четьи-Минеи, мы видели, что чуть не всякое описание мученических подвигов проповедовало неуважение к властям, так как там ставилось мученику в особую доблесть, если он "плюну в лицо игемона с дерзновением". Наконец, если мы поучались в чтении Свящ. Писания, то останавливались на рассказах, как с фараонами и с израильскими царями и царицами, в случае надобности, практиковалась самая крутая расправа.
Всюду мы находили, что дело дерзающих во имя блага родины, хотя бы и попадающих потом в плен, вовсе не так плохо, как стараются показать заинтересованные в своей позиции, торжествующие власти. В оправдании или самооправдании мы не нуждались. Не получали, поэтому, ни умягчения сердец, ни сознания сугубой греховности, ни чувства самоугрызения. Поддержанию же душевной бодрости в минуты раздумья, тревоги или припадка меланхолии содействовало решительно все, что мы ни читали.
Ведь всякий всегда отыскивает в книгах то, что ближе всего задевает его или что составляет преобладающий интерес его жизни. И всякая мелочь, которая для обыкновенного читателя кажется не стоющей внимания, здесь вырастала в глазах отрешенных от всего живого до серьезных размеров, если только она льстила затаенному желанию и удовлетворяла непреодолимой потребности верить в то, что все идет к лучшему в этом наихудшем мире.
В свою очередь, факты и аргументы, которые свидетельствовали о том, что зло иногда торжествует, что бескорыстные и самоотверженные усилия часто не увенчиваются успехом, что бывало на свете много пылких и горячих верований, совершенно разбитых жизнью и насилием,-- все такие и подобные вещи скользили по сознанию поверхностно и отнюдь не задевали его.
Вера всегда есть вера, и психология ее одна и та же,-- касается ли она догматов о небесном Владыке или политических доктрин, говорящих о происхождении и о судьбах земных властителей. Все, что оправдывает веру, тщательно замечается, нанизывается в одну ассоциацию и запоминается. Все, что противоречит ей, столь же тщательно игнорируется, отбрасывается и забывается. И верующий искренно убеждается, что он верит главным образом потому, что в пользу его верований накопилось слишком много убедительных доказательств.
Вот почему заявление властей о том, что "отсюда не выходят, а выносят", действовали на нас точно так же, как и уверение, с которым обращаются к верующему в загробную жизнь, что с концом этой жизни для него кончается все.