Записки Шлиссельбуржца - 73

X.

Меж тем работы по составлению коллекций у нас не прекратились и после этого. Оставался тот же досуг, которого девать было некуда, оставалось много накопившихся материалов, приобретены были навыки и своего рода инерция в этом направлении. А потому, хоть и не с таким усердием, дело продолжалось, в слабой надежде, что все на свете переменчиво, и что "нет такого расписания движений, которое бы не менялось".

Упорнее всего старался В. Г. Иванов, которому осенью 1904 г. истекал срок и который имел надежду вывезти с собой все продукты своего труда. И действительно, он вывез с собой и сдал в тот же Музей до 20 ящиков коллекций по ботанике, энтомологии, минералогии и геологии.

Продолжал помаленьку работать и я. И когда объявили манифест 26 октября 1905 г., я вывез с собой до 30 ящиков, из коих 6 с насекомыми, 6 с гербариями, 5 с плодами и семенами и т. д. Из них я сдал в тот же Музей 1 колл. минералов, 4 гербария огородных растений и более 100 стеклянных пластинок по органографии цветка.

Остальные коллекции поступили в вольную Высшую школу (курсы П. Ф. Лесгафта).

Значительная часть накопившихся материалов, несколько коллекций, служивших справочниками, главным образом изделия Лукашевича, и много чучел, большею частью птиц, изготовленных им же, помещались все в особой камере, которая носила у нас тоже название музея. Жандармы же звали ее: "микроскопическая", как гласила надпись, прибитая ими над дверью. В былые времена там помещался микроскоп, материалы и реагенты для микроскопических работ, почему жандармы и приклеили к ней такое двусмысленное название.

Первые из посетителей, бывшие там в начале марта 1906 г., еще видели это учреждение, в котором у самой двери стоял скелет. Жандармы всегда гордились им и считали долгом всякого приезжего генерала завести сюда и похвалиться, точно и на них самих падали лучи знания, накопленного здесь нашими усилиями. Впоследствии от академии наук поступило ходатайство в департамент полиции о доставлении ей и нашей библиотеки и нашего музея. Но, конечно, ей вежливо отказали в этом.

Когда в июле 1904 г. нас посетил митрополит Антоний, он обратил внимание на наши коллекции и смотрел их у меня и у В. Иванова. Потом, в январе 1905 г., пользуясь данным разрешением писать ему, я описал кратко историю наших сношений с Музеем и просил его, не возьмет ли он на себя труд получать время от времени наши изделия для передачи в Музей, так как передавать лично ему, как было уже удостоверено опытом, не запрещалось.

По этому поводу, как я узнал от него впоследствии, он имел разговор с нашим полковником Яковлевым, и тот, конечно, наставил митрополита на "истинный" путь. Он заверил его, что никогда у нас никаких сношений с Музеем не было, никогда мы туда ничего не посылали, и что все это просто нам померещилось. Теперь русскому обществу хорошо известно, что все доклады жандармских полковников, даже официальные, дышат такою же правдивостью.

Понятно, что после этого я не получил от митрополита согласия.