— Владимир Юльевич, в Москве чемоданов в продаже нет, — мрачно говорил мне доктор Леня Селя, мой молодой ученик, когда я пролетал через Москву из Кургана осенью 1989 года. Леня с семьей, женой Ириной и двумя маленькими детьми, подали заявление на эмиграцию и готовились к отъезду.
— Ай-ай-ай, раз чемоданов нет, значит, вы не поедете, — поддразнил я его.
Леня надулся:
— Я это серьезно.
— А если серьезно, так не впадай в панику. У тебя еще будет много поводов паниковать в Америке: подыскивание квартиры, освоение английского, сдача экзаменов, устройство на работу… много всего. Но запомни: здесь у тебя неприятности, а там будут только трудности.
Шла все нарастающая волна бегства из Советского Союза — бегство евреев, полуевреев и их русских супругов. Очевидно, от этого и не было в продаже чемоданов — раскупили. Но теперь люди бежали уже не от притеснений, а от экономического краха. Разрешение на выезд им давали все проще, КГБ при Горбачеве стал терять свою всесильность и к уезжавшим не придирался. Поэтому им не нужно было ждать годами и бояться, что их не выпустят, как это было во времена нашего выезда — в 1970-х годах. Стало заметно больше выезжать молодых людей, в том числе и специалистов, происходила настоящая «утечка мозгов». Но и без того безмозглая советская власть не хотела понимать, что она теряет (только еще через несколько лет власти опомнились, да было уже поздно). Некоторые уезжавшие молодые специалисты уже успели в школах выучить английский, большинство были люди другой подготовки к новой жизни — лучше информированы о том, что их ждало в новой стране, лучше готовы к работе. У многих были в Америке ранее иммигрировавшие родственники и друзья.
С новым притоком иммигантов в Америке стали появляться мои давние знакомые. Приезд семьи Селя был для нас с Ириной приятным событием. Леня и Ирка, как мы ее называли, учились в медицинском институте, где я был профессором, и дружили с нашим сыном. Фамилия Селя — албанского происхождения. Ленин отец и был албанцем, но, когда в 1960 году отношения между СССР и Албанией испортились, его мать-еврейка бежала обратно в Москву, и связь с отцом прекратилась. Леня вырос, так и не зная, жив ли его отец.
Еще в студенческие годы Леня мечтал стать ортопедическим хирургом, и я его в этом поддерживал. Они с Иркой рано полюбили друг в друга (настоящие Ромео и Джульетта) и рано поженились (лучше, чем Ромео и Джульетта). Когда мы уезжали, они были очень юные и счастливые. Наш отъезд для них был шоком, они пришли с нами проститься, и Леня по-детски ревел, обливаясь слезами. Я тогда ему сказал:
— Не горюй, мы еще встретимся: пройдут годы, и вы тоже приедете в Америку.