На следующее утро я проснулась поздно, поскольку долго не могла заснуть. Моя каюта была заполнена посетителями, и каждый из них держал небольшой сверток. Я терла глаза спросонья, не в силах понять причины этого нашествия.
Госпожа Герар приблизилась ко мне и поцеловала меня со словами:
— Милая Сарочка, не надейтесь, что любящие вас позабыли о дне вашего праздника.
— Ах, — воскликнула я, — неужели сегодня двадцать третье?
— Да. И прежде всего подарок от тех, кто далеко.
Мои глаза увлажнились, и сквозь слезы я увидела портрет юного существа, которое было мне дороже всего на свете, и несколько слов, написанных его рукой… Затем шли подарки друзей, безделушки скромных влюбленных.
Мой новорожденный крестник предстал передо мной в корзине, убранной апельсинами, яблоками и мандаринами. На его лбу сияла золотая звездочка, вырезанная из позолоченной фольги от шоколада.
Моя горничная Фелиси и ее муж Клод, два нежных и преданных сердца, вручили мне свои милые и неожиданные подарки.
В дверь постучали. «Войдите!» И я увидела с удивлением, как в каюту вошли трое матросов. Они преподнесли мне от имени экипажа роскошный букет. Я была вне себя от восторга. Как удалось им сохранить цветы в таком прекрасном состоянии?
Взяв в руки огромный букет, я тотчас же расхохоталась: все цветы были вырезаны из овощей с таким искусством, что издали казались живыми: великолепные пунцовые розы из морковки, камелии из репы, бутоны из редиски, нанизанные на длинные, окрашенные в зеленый цвет будылья лука-порея. Искусно разбросанная повсюду морковная ботва имитировала зелень наших элегантных букетов. Стебли стягивала трехцветная лента. После взволнованной речи одного из матросов, поблагодарившего меня от имени своих товарищей за оказанное им внимание, крепкого рукопожатия и моего дружеского «спасибо» в каюте «моей милочки» начался концерт: две скрипки и флейта давно репетировали там тайком. В течение часа меня баюкала восхитительная музыка, которая перенесла меня к моим близким, в мой дом, столь далекий от меня в этот час.
Этот почти семейный праздник и музыка оживили в памяти моей тихий родной уголок, и я заплакала без боли и горечи, не скрывая слез. Я плакала от умиления, усталости, раздражения и тоски, и больше всего мне хотелось закрыть глаза и отдохнуть. Я заснула в слезах, и вздохи и рыдания сотрясали мне грудь.