Вернувшись в Париж тридцатого сентября, я стала спешно готовиться к турне в Америку. Не прошло и недели после моего приезда, как ко мне явился господин Бертран, тогдашний директор «Варьете», брат которого руководил театром «Водевиль» вместе с Раймоном Деландом. Я не была знакома с Эженом Бертраном, но тотчас же приняла его, так как знала, что у нас есть общие друзья.
— Что вы будете делать по возвращении из Америки? — спросил он, едва мы поздоровались.
— Ну… не знаю… Ничего… Я об этом не думала.
— Ну что ж, зато я подумал за вас. Если вам угодно вернуться на парижскую сцену в пьесе Викторьена Сарду, я немедля подпишу с вами контракт для «Водевиля».
— Ах, — воскликнула я, — для «Водевиля»! Подумайте хорошенько! Ведь там директором Раймон Деланд, а он смертельно обижен на меня из-за того, что я сбежала из «Жимназ» на другой день после премьеры его пьесы «Муж выводит в свет жену». Пьеса была глупой, но моя роль еще глупее. Я играла там русскую девушку, которая обожает танцы и бутерброды. Этот человек ни за что меня не примет.
Он разулыбался:
— Мой брат — компаньон Раймона Деланда. Мой брат… короче, это я! Все наши деньги — это мои деньги! Я — единственный хозяин! Сколько вы хотите получать?
— Я… Я не знаю…
— Хотите тысячу пятьсот франков за спектакль?
Я смотрела на него ошалело, спрашивая себя, все ли у него в порядке с головой.
— Но, сударь, если меня постигнет неудача, вы потерпите убытки, а этого я не могу допустить.
— Не волнуйтесь. Я ручаюсь вам за успех… колоссальный успех! Подпишите, пожалуйста. Хотите, я оплачу вам пятьдесят представлений?
— Ну нет! Увольте! Я с радостью подпишу, ибо ценю талант Викторьена Сарду, но мне не нужны никакие гарантии. Успех зависит от него. И затем — от меня! Вот! Я подписываю и благодарю вас за доверие.
Я показала друзьям на нашей традиционной встрече в пять часов свой новый контракт, и они единодушно решили, что удача как будто сопутствует моему безумному шагу, то бишь моей отставке.
Через три дня мне предстояло покинуть Париж. Мое сердце обливалось кровью при мысли о том, что нужно расстаться с Францией в силу горьких причин… Но я не хочу касаться в этих мемуарах того, что непосредственно связано с моей личной жизнью. Это мое другое, домашнее «я», которое живет своей жизнью, и его ощущения, радости и горести касаются лишь очень узкого круга близких сердец.
И все же мне хотелось подышать другим воздухом, увидеть другое небо и оказаться в ином, более широком пространстве.
Я расставалась с моим мальчиком, которого доверила своему дяде, отцу пятерых сыновей. У его жены, довольно строгой протестантки, было доброе сердце, а их старшая дочь Луиза, моя кузина, очень умная и толковая девушка, обещала присматривать за сыном и дать мне знать при малейшем поводе для тревоги.
Вплоть до последнего часа в Париже не верили в этот отъезд за океан. Я была такой хилой, что мое решение было воспринято как чистой воды безумие. Но когда известие о моем отъезде подтвердилось, затаивший дыхание гадючник разом встрепенулся и настроил свои шипящие инструменты для концерта. Ах, что это был за славный концерт!
Передо мной лежит куча газетных вырезок, полных глупостей, лжи, клеветы, бреда, дурацких советов, шутовских портретов, мрачных шуток и напутствий Любимой! Идолу! Звезде! — и т. д. и т. п.
Все это было настолько нелепо, что я до сих пор не перестаю удивляться. Я не читала большинства из этих заметок, но моему секретарю было поручено вырезать и наклеивать в тетрадках все то, что писали обо мне дурного и хорошего.
Мой крестный начал эту работу, когда я поступила в Консерваторию, и после его смерти я велела продолжить дело.
К счастью, в моей коллекции можно найти и прекрасные, достойные страницы, написанные рукой Ж. Ж. Вейса[1], Золя, Эмиля де Жирардена, Жюля Валлеса, Жюля Леметра[2] и других, а также стихи, исполненные красоты, изящества и правды за подписью Виктора Гюго, Франсуа Коппе[3], Ришпена[4], Арокура, Анри де Борнье, Катулла Мендеса[5], Пароди и позднее Эдмона Ростана.
Я не могла и не хотела погибнуть от яда лжи и клеветы, но, признаться, благожелательные и восторженные отзывы высоких умов всегда были для меня источником неисчерпаемой радости.