Опубликовано 26 октября 2017 года. Отрывок 94
Чебураню били смертным боем в его родной школе, иногда по несколько дней подряд. Не за подлянку какую-нибудь, ничего заподлянского в нем не было, а за безответность и непохожесть. Побои он воспринимал внешне спокойно, как дополнительный школьный урок, который надо отбыть. Может быть, сильно ударили по голове - он будто знал свои глаза и руки, но не чувствовал ступни, они жили отдельно и были похожи на задние ноги мягкой игрушки. Голова его вместе с руками часто устремлялась вперед, а ноги, которые ниже колен - тормозили, он летел носом, но всегда, слава Богу, падал мягко, ни разу особо не поранился и не ушибся. Молчаливый, не толстый, но и не худой, со спокойными глазами и прохладной кожей, он никак не мог вылезти из обреченного состояния изгоя, мальчика для битья из школьного двора. Это состояние залипло в нём и бывало трудно сказать, знает ли он что такое страх и бесстрашие, где он выполняет работу из опасения порицания, а где по движению души. Прохладная кожа не мешала ему быть улыбчивым и добрым, тёплым человеком, но грусть всегда держала его в своих хитиновых лапах и не отпускала ни на миг, даже во время веселья. Ещё совсем маленьким он перенёс тяжелое заболевание почек и время от времени страдал ночным энурезом.
Он никогда ничего не просил и не выказывал никаких больших желаний, - просто жил среди нас, коротко выступал на разборах и никогда не жаловался на трудности.
Чебураня приоткрылся немного, когда слушал песню. К нам в лес под Москвой приехал замечательный исполнитель авторских песен Толя Глыбин из Воронежа. Мы сидели вокруг костра в заснеженном лесу, Толя пел песни, и, когда он запел:
"Дело тут не в любви,
Просто надо уехать.
Просто надо забыть хоть на год ,
Что к чему...".
Это была песня Володи Каденко, Чебураня широко открыл глаза, приоткрыл рот и перестал моргать. Заморгал он к концу второго куплета, - из его глаз текли беззвучные слёзы. Лисенок, сидевший рядом с ним на бревне, молча просигналил мне вопрос "Что делать?". Он показывал на Чебураню, встревоженный, готовый придти на помощь.
"Ничего не делать", - попросил я жестом.
Если кто-то ещё заметил Чебуранины слёзы, тот об этом не сказал. В перерыве песенного вечера Лисенок подошел ко мне, спросил "Чёй-та?" и потерся носом о мою штормовку. "Не знаю", - честно сказал я и попросил: "Лис, посиди с ним рядом опять". "Конечно", - кивнул Лисёнок.
"Пристроились в кильватер мы
К ходкому купцу", - пел Толя пиратскую разудалую песню.
Чебураня слушал, казалось, безучастно, глядя в костёр. "Резонанс" - стукнуло мне. "Он не резонирует с окружающим миром, хотя вовсе не аутист. В чем дело, - в сигнале внешнего мира, или в среде, которой Чебураня является сам?". Полная адекватность Мишки в комплекте с полной безучастностью выглядела странно, неуютно, необъяснимо. Это даже не безучастность, - Чебураня всегда моментально мог подать руку покачнувшемуся, придти на помощь в сложный момент, ловко уклониться от пружинившей ветки.
Я кивнул Лисёнку и показал, что нам с ним надо поменяться местами. Сделать это нужно быстро, в коротком перерыве между песнями; Тропа не разрушает песню движением. "Во время исполнения музыкального произведения нельзя передвигаться по залу", - говорила учительница пения.
Мы успели. Я сел справа от Чебурани и потихоньку выставил левую руку ладонью вверх. Через минуту Чебураня заметил её и стал рассеянно поглядывать на мою открытую ладонь. Ещё через пару минут он коротко вздохнул, рывком вставил свою кисть мне в ладонь и плотно сжал четыре моих пальца. Я положил свободный большой палец поверх его руки - ответил на рукопожатие, которое сам выпросил. Это была моя левая рука и Чебуранина правая.
Разжал пальцы он только тогда, когда пришла моя очередь браться за гитару. Несколько недель Чебураня владел моей левой рукой, отвергая правую, плотно и цепко захватывая левую - своей правой. Это был его законный кусок меня, причём он не рассматривал меня или мою руку как добычу. В лице его ничто не менялось. Ему важна была не моя рука, а контакт с ней. Когда я шутя засунул между нашими ладонями карманную конфету, Чебураня хихикнул, развернул ее и вставил мне в рот, а бумажку положил к себе в карман. Он так сказал, что ему от меня ничего не надо. Кроме меня. Когда гитара снова пришла ко мне по кругу, я поставил на свою левую Чебуранину левую, и мы вместе полетели по грифу, а он пустой правой ладонью рефлекторно хватал воздух - не отлучался от меня. Ему было важно не отлучаться. Не терять. Несколько раз он хотел упасть с моей левой, но я удерживал его, оставляя свободным. Хочешь - падай, но мне с тобой нормально.
С этого началась наша бессловесная дружба с Чебураней, в которой мы, безусловно, глубоко и мгновенно понимали друг друга.
Олимпиада 1980-го разъединила нас - меня вычистили из Москвы в 1979-м, а вернулся я в 1982-м. Я не нашёл Мишку. Их старый деревянный дом в овраге снесли, остались только большие подгнившие деревяшки в траве. Я ходил по траве, старательно переступая скользкие деревяшки и косясь на новые девятиэтажки над оврагом. Знакомый пёс, похудалый и облезлый, выскочил откуда-то из деревянных развалин, ткнулся в меня носом и завилял хвостом.
- Привет, - сказал я. - Ты не знаешь - где наш Чебураня? Спокойный такой, с ямочкой на щеке. Помнишь?
Пёс молчал.
- Ищи Чебураню, пожалуйста, - попросил я.
Пёс стал вынюхивать траву, но тут же сел и, глядя на меня, с присвистом зевнул.
Зима: https://rutube.ru/video/95ca37aaf97c140948e838165be27259/
(2015-2017)
(с) Юрий Устинов
Свободное копирование
