Опубликовано 22 октября 2017 года. Отрывок 89
Лакомство по имени ШАКАЛАТ я впервые увидел в описи продуктов, когда мы с интернатскими пошли на городской турслёт. Шакалат записал в бумажку Вовка Кротов, Кротик, пометив, что он "соевый и растаяный". Плиток, однако, было две, и они состояли из небольших квадратиков, величиной с два Кротиковых ногтя на мизинце. Если бы он регулярно подстригал ногти, то понадобилось бы три, но двух нам хватало, я специально привозил из дома кусачки, чтобы стричь ногти на всех его четырёх многочисленных конечностях.
- Юр, а меня? - спрашивал с надеждой Комарик, когда я кончал обработку Кротика.
За Комариком следовала Лида, потом Света, за ней Серёга Кечаев, и процедура растягивалась надолго. Каждому было важно, чтобы хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь занимался им одним. Такое удовольствие интернатским выпадало редко, штучная работа с ними не предусматривалась, если только с нарушителями чего-нибудь, а всё остальное делалось скопом. Им нравилось как я обращаюсь с их пальцами - спокойно, точно, осторожно, никогда не причиняя боли, не раздражаясь и чуть поворачивая подсобной рукой их пальцы в створ кусачек. Реагировали на уже подстриженные ногти почти все одинаково - это была не понятная мне радость. Комарик - тюх-тюх-тюх - припрыгивал на обеих ногах, тыкая себе горсточками-щепотками в нос и улыбаясь, то ли нюхал свои щепотки, то ли целовал их за выносливость. Кротик тут же уходил ощупывать мир своими новыми пальцами-без-когтей, мягко пальпировал всё подряд и чему-то радостно удивлялся. Лида отходила, широко расставив пальцы, будто я сделал ей маникюр - покрыл ногти чем-то ярким и липким. Света шла сразу что-нибудь царапать и тихо хохотала, ничего не зацепляя пальцами без ногтей, все обстриженные смотрели на меня благодарными лучащимися глазами, я говорил, что кое-кому не мешало бы еще подровнять чёлки, прикрывшие переносицу, и все мои интернята наполнялись соревновательным энтузиазмом на тему кто будет первым и у кого чёлка подождёт, но я был, как всегда, невозмутим - ни в какой очереди у меня не было союзников за место. Тут же рассказываю всем - кого нужно пропускать вперёд, почему люди это делают и кто есть тот, который не пропускает вперед кого надо. Тут же все становятся последними, и меня это тревожит, видимо, я перегнул, пережал. От этого остается горечь, стыдное стеснение дыхания, на них и так все давят, орут, пинают, а тут и я хорош как все. Я говорю, что у меня в руках еще нет ни ножниц, ни стригальной машинки, ни расчёски и обещаю всё это принести завтра.
В походе на турслет с шакалатом нас было восемнадцать, а квадратиков оказалось больше. Похолодало, и квадратики соевого шакалата окрепли, сплотились и перестали отламываться по бороздке. Всех это почему-то восхитило и обрадовало, и я сначала не понял - почему.
- Народ, доли будут немножко неравные, - сказал я грустно.
- Во, класс! - обрадовался Комарик.
- Поэтому разделим по жребию с отворотом.
- Да! - сказала Фарида и два раза хлопнула в ладоши.
- Ты всегда дели неровно, - попросил тихий Сережка Баландин, который всегда молчал. Я уставился на него, и он застеснялся.
- Никому обидно не будет? - спросил я с осторожным оптимизмом.
- Нет! - хором ответила куча.
- Кто пойдет в отворот? - спросил я у кучи.
- Бала́ндин, - предположила Фарида, и возражающих не нашлось. Серёжка отвернулся к шакалату спиной, и я стал тыкать пальцем в неравные доли, спрашивая:
- Кому?
- Тебе, - сказал Сережка.
- Ну ты даёшь, - удивился я.
- Даю, - улыбнулся Сережка. - Всем.
- Не всем, а каждому, - поправила Светка голосом учительницы физкультуры, заменявшей на уроке природоведения учительницу русского языка.
Каждому, - понял я. Каждый хочет быть каждым, а не всеми. Всех в интернате четыреста семьдесят шесть человек по списку, а каждый - он каждый один.
- Юр, а ты почему не ешь? - спросила Надюшка Костюшкина, когда всё раздали.
- Я? - спросил я. Надюшка кивнула не отводя глаз.
- Надо как все? - спросил я.
- Нет, - смутилась Надюшка. - Ты как хочешь.
- Я хочу разыграть свою долю - мне или всем, - сказал я.
- Нет, нет, так не честно, - загудела куча. - Это - твоё.
- Подчиняюсь большинству, - сказал я. Куча промолчала.
- Давайте отвернемся, - предложил Кротик. Мы на него смотрим, и ему трудно съесть.
Они отвернулись. Я съел. Это было моё.
К вечеру проходили село, сельмаг был открыт, мы зашли спросить сухофрукты для компота. Все чинно поздоровались с продавщицей и разбрелись рассматривать витрины. Витрины тогда были похожи на музейные - столы или горизонтально закрепленные на ножках застекленные шкафчики.
- Юр, - зовет Кротик. - Я понял.
- Ты про что? - спрашиваю я.
- Вот, смотри. Я понял ошибку, ты смеялся.
Я подошел и заглянул в витрину рядом с Кротиком. Там лежала плитка сливочного шоколада, на ней - стандартный фигурный ценник с надписью продавца: ШОКАЛАД.
- Я понял, там "О" и "Д".
- Ну около того, - промямлил я. - Исправь, может, шакалы его не съедят.
Я с собаками дружу
И в гляделочку гляжу
Но в одинаковом пальто
Не найдет меня никто.
Расцветай, наш дивный сад
Под названьем интернат.
Жизнь светла и хороша.
Жаль, что выжжена душа.
(2015-2017)
(с) Юрий Устинов
Свободное копирование
