Почему я не стал генералом! - 174

Почему я не стал Генералом! - 4 глава - 7

 Глава – 7

 Запомнился мне и наш кочегар Федор Осадчий, это был приземистый, но широкий в плечах, очень сильный человек, с цыганской курчавой шевелюрой и черными глазами.

 Наши судовые Зеки звали его «Профессором». Эту кличку он получил за большую пристрастность к книгам.

 Был у него не большой чемодан, который был доверху забитый книгами.

 Везде и всюду он искал книги и всегда читал и читал, даже на вахте не расставался с книгой. За эту «страсть» он и был назван «Профессором».

 Родом он был из Владивостока, с малых лет бредил морскими приключениями и действительно стал потом моряком.

 Плавал он матросом, рулевым, потом перешел в машинную команду, где был кочегаром и машинистом.

 Вначале плавал на судах внутренних рейсов, а потом получил разрешение на заграничное плаванье.

 Все шло хорошо у него, но вот находясь между рейсами, на берегу познакомился с уголовным миром, которые занимались ограблением иностранных судов, приходящих в порты Владивостока.

 Некоторая удаль и безнаказанность постепенно увлекла его, так началась двойная жизнь.

 Он продолжал плавать на судах, и был там на отличном счету, а когда возвращался во Владивосток, участвовал в ограблении иностранных судов.

 Все это происходило следующим образом:

 В морской порт входило, какое либо иностранное грузовое судно.

 Естественно, судовая команда, кроме одного, двух вахтенных, устремлялись на берег, интересно посмотреть, как живут русские.

 В городе есть два знаменитых ресторана «Золотой рог» и «Челюскин», а в них, как правило, полно проституток, которые не прочь заработать иностранную валюту, так как на нее в Торгсинах можно все купить.

 - Некоторые из этих шалав были связаны с нами говорил, - Федя Осадчий, - и конечно подыскивали нам подходящий объект для «работы».

 Они, как правило, старались подпоить покрепче, этих иностранцев нашей Русской водкой и коньяком, да так чтобы они то - есть, эти гости кое – как добирались до своей посудины, а доставив друг, друга туда, заваливались, как мертвяки спать.

 Вот тут то и выступали на сцену мы и как правило морские суда, бросив якорь стояли на рейде в бухте «Золотой рог», в ожидании погрузки или разгрузки.

 И вот мы ночью, четыре «пирата», часа в 3 - 4, когда дремлют или спят вахтенные, тихонько подплываем к такому кораблю, забрасываем за борт завернутую мягким, якорь - кошку.

 Специально для этого изготовленную, т.е. веревка на ней с узлами, чтобы легче по ней забраться.

 Один из нас по прозвищу «Малыш», тихонько поднимается на палубу судна.

 Убедившись, что все спокойно и нас никто не заметил, мы ему подаем веревочный трап, и еще двое поднимаются к нему.

 И тут, недолго думая в каюты команды и начинаем «шмон», то - есть быстренько забираем: попадавшие деньги, костюмы, часы и другие ценности, и так же спокойно, тихонько сматываемся.

 - Ну, а если бы, кто из них проснулся - спросил я. - Как бы поступили?

 - Не знаю. Такого случая не было.

 - Ну, а если бы произошло, то постарались бы его упокоить!

 - Убили бы?

 - Нет, вряд ли, достаточно было бы его оглушить.

 Так продолжалось у нас два года. Все всегда заканчивалось благополучно.

 Последний раз взяли мы барахло на одном «Англичанине».

 И тут черт попутал, нашего малыша, прихватил он с собой из каюты, у одного, маленькую печатную машинку, т ак для интереса.

 Вот, она - то и послужила потом, нашему провалу.

 Мы говорили ему: «Брось ты эту машинку, на кой шут она тебе сдалась»?

 Так, нет не бросил, а забрал с собой. Конечно, были у нас и еще парни, которые сбывали взятое, наше барахло, один из них знал, откуда оно берется.

 Кроме того были и связи с работниками уголовного розыска и вот однажды через одного оттуда, одному из нас сказал он.

 Что такой - то собирается завязать и есть опасность, что он всех нас заложит.

 Собрались мы, так сказать на свое производственное совещание, как быть?

 И на нем было решено, что его надо убрать, как можно скорее.

 Кинули жребий кому, что делать или точнее распределили роли, для его ликвидации, и как это сделать. Нами был решен такой план:

 Сегодня ночью приходим к нему, втроем, вызываем его и берем на дело четвертым, а наш четвертый, якобы заболел - это малыш.

 Затем плывем на шлюпке, якобы на дело в бухте. Отойдя от берега на 50 метров, я должен «тяпнуть» его веслом по голове, оглушить, а те двое, быстренько ему большой мешок на голову, да пару камней в придачу и иди «жорик» на дно, крабов подкармливать.

 Так собственно и произошло, отправили его на дно бухты, а сами вернулись, так как фактически дела - то мы не думали проводить.

 Прошло, что - то около двух недель и вот иду я как - то по берегу бухты, вижу в одном месте народ толпиться, у кромки воды а дело было после двух недельного шторма.

 Я подумал, не нашего ли дружка к берегу прибило, если груз оторвался, подошел, смотрю точно он.

 Только вспухший, да, малость, крабами подпорченный, я боком, в сторону и к корешам, поведать им, как и что.

 Но нас никто не тревожил, да и не видел это дело тоже никто, Мы и успокоились.

 Но, за это время нашему Малышу уже надоела, та печатная машинка и он ее сдал в комиссионку под другой «ксивой», то есть по другим документам.

 Мы об этом, точнее я об этом узнал, когда уже поздно было что - либо изменить.

 Да! Вот с детства меня влекли книги, причем разные, а особенно я любил разные приключения, прямо во сне и наяву был участником этих увлекательных путешествий и действий.

 В школе, когда я еще был пацаном, мне почему - то легко давался иностранный язык.

 Как - то учительница дала мне приключенческую книгу на английском языке, с очень красноречивыми иллюстрациями к ней, а мне так хотелось ее прочитать, вот и налег я на английский.

 Сам себе не поверил, вначале со словарем, а потом и без него прочитал не только эту книгу, а ряд других.

 Пробовал я в порту разговаривать с иностранцами и понимаешь сам себе не верю, смотрю, они меня понимают, а я их.

 Так и пошло, что я в очень короткое время стал как бы англичанином, потом попробовал изучить немецкий, тоже сравнительно, хорошо получалось.

 Даже японский язык пробовал изучать, так у нас во Владивостоке их было навалом, но их язык мне не понравился.

 Плавая на наших судах, в «загранку», я мог легко говорить по - английски и довольно сносно по - немецки.

 Вот задумал я, кое - какие страны повидать и поступил следующим образом.

 Прибыв во Владивосток, с корабля своего уволился, а по «тухтовым», но хорошо сработанным документа (кореши постарались) устроился под чужим именем тоже на нашу посудину, которая ходила в загранку.

 Прибыли мы раз в один из Канадских портов. Разрешили нам коллективный выход на берег и я там, сбежал от своих.

 Деньги у меня, их, были, да и выдали нам не много. Одним словом сел на поезд и в другой порт.

 Слава богу меня понимают и по - английски и по - немецки, да и я их тоже.

 Несколько дней я проболтался в другом городе, а потом пошел в порт и устроился кочегаром на «немца», выдавая себя за сына русского эмигранта, там паспортов - то не было, кем хочешь себя, тем и назови.

 И так отплыли мы на «Немце» в Германию, а это был сухогруз, возил из германии какой – то породистый скот в Канаду, а обратно везли пшенку и еще что то.

 Служу, шурую котлы, благо силенка еще есть и с питанием нормально.

 Но думаю, прибудем туда, я от вас голубчики все равно смотаюсь, погляжу только как там в вашей Германии.

 Прибыли мы в Гамбург, есть у них такой город. Я там взял у них расчет и на берег.

 Побродил по их злачным местам пару дней, ничего особенного не видел, все вроде чисто, аккуратно сделано, а чувствуется, что чужое, не нашенское, не Российско, и так мне захотелось домой, что хоть сейчас беги туда, а все не так - то просто.

 Нашел я все же место матроса на одной посудине, которая шла в Японию, думаю все ближе к дому, а там будет видно.

 Плывем, кормят неважно, команда сборная в основном немцы, правда, что хорошо, то я немного лучше попрактиковался в немецком языке.

 По прибытию в Японию, опять взял расчет и устроился на их «Лесовоз» идущий во Владивосток, ну, думаю, теперь я скоро дома буду, хватит с меня разных стран.

 Вот мы и дома, а тут, как только отпустили нас на берег, стал я снова Федор Осадчий.

 Все хватит, дома лучше, кругом хоть свой родной русский говор слышу и акающий и окающий, а родной.

 Пусть там и получше нас живут и послаще едят, а все же чужое и все время чувствуешь себя как бы настороженным.

 Повидался я со своими старыми дружками, но они тоже пока затихли, так как до них дошел слух, что ищут тех, кто занимался грабежом судов, и есть списки, - «украденного».

 У меня, дома оставалось кое - какое взятое ранее барахло, так как я смотался путешествовать и проплутал около 6 месяцев.

 Жил я с матерью, да еще младшим братом, ему тогда было 10 лет, конечно, они не знали о моей деятельности, а уезжая, я сказал, что еду в дальний рейс, возможно, не буду дома около года.

 Так вот встретил я Малыша, а он и говорит мне:

 - Ты, Федя будешь от меня идти, зайди попутно в комиссионку, узнай, продали они машинку или нет?

 Зашел я в эту комиссионку, посмотрел, машинки нигде не видать. Я взял да и спросил продавца:

 - А, что у Вас тут печатная машинка была, она что продана?

 Продавец, поглядел так, как - то внимательно на меня и говорит:

 - Да, а что Вы ее купить хотели?

- Нет, говорю, это приятель мой просил узнать, он хотел ее приобрести.

 Кроме меня в комиссионке еще человек шесть было, я повернулся к выходу из магазина, но тут в дверях, неожиданно меня зажали двое в дверях, а третий идущий в дверях мне на встречу говорит:

- Осадчий?

- Я говорю, нет я Осипов, а Вам от меня что надо?

 В ответ слышу:

 - Брось Федя крутиться, мы тебя давно поджидаем, где ты пропадал почти полгода?

- Да, что Вы, - пытался их ввести в заблуждение. - Я не Федя и не Осадчий, я Осипов Петр!

 - Ладно, ладно, поедим с нами, там выясним.

 Вернули меня обратно в магазин и через служебный вход во двор, а там уже и «карета» стоит их, ну думаю, все загремел.

 Привезли меня ко мне домой, позвали соседей, как понятых и начали делать обыск, конечно, сразу обнаружили два костюма, трое часов и разное другое барахло.

 Всю эту процедуру видел мой младший брат, хорошо хоть мать была на работе и не видела моего позора.

 Так я оказался в тюремной камере. Начались допросы, я все конечно отрицал, говорил, что эти вещи купил на барахолке, а мне в ответ, а зачем у тебя трое часов? А, то, а другое, а я вертелся, как только мог.

 Наконец мне предъявили очную ставку с моими компаньонами, кстати, они уже раскололись, и мне ничего не оставалось делать, как давать правдивые показания.

 Помянули по ходу действия - следствия и исчезновения одного из нас, но потом обнаруженного мертвым на берегу, мы свою причастность к этому, конечно отрицали.

 Но за коллективный грабеж иностранных судов нам грозила вышка.

 И тут, тот наш знакомый, работавший в УГРО, передал тайком нам, чтобы мы сознались в убийстве своего напарника.

 Тогда мол, можно будет вас судить не за грабеж, а за убийство, а это больше сроком, чем вышкой, то - есть расстрелом.

 Мы так и поступили, стали говорить, что мол, по пьянке дело было, и так далее.

 В общем, нам статью переквалифицировали с грабежа на убийство, в этом помог тот работник УГРО и дали нам, кому 5, или 10 лет.

 А мне закатили 8 лет и вот я здесь уже 5 лет и осталось только, так сказать начать да кончить.

 - А из дому, что - либо пишут? - Спросил я.

 - Нет, я ведь сижу без права переписки, но один раз представился случай написать и отправить с одним освободившимся Зеком, спасибо ему, письмо бросил во Владивостоке.

 А, ответ пришел на одного из наших в лагере, прошлую зиму, он имел право переписки, так вот моя мать писала, что младший брат, стал связываться с плохой компанией.

 От имени другого я написал, что если он не бросит это, то вот я освобожусь, приду и сам лично ему голову за это оторву, мало ему, что сидит старший брат.

- Ну, а вот ты освободишься, что думаешь делать?

 - Как что? Работать, буду плавать на судах, пусть и на каботажах, но теперь со старым все покончено, да и молод был, полно дури было в голове.

 Тут я хочу заметить, что он, то - есть Федор был старше меня года на четыре и я верил ему, что после освобождения он будет, как и положено настоящим тружеником.

 Не было в нем, блатной, уголовной натуры и честно признаться, я ему симпатизировал, как человеку.

 Он был всегда честен, откровенен и прямой. Думаю, что после войны он приехал домой и стал, тем кем, должен быть каждый честный человек.