Когда при прокладке Нового Арбата власти решили пожертвовать нашими переулками и в том числе Собачьей площадкой, видимо, архитекторы объяснили им, что на этом пути нет особо ценных сооружений. Формально они были почти правы.
Разве только изящный дом Хомяковых? Но что советской власти — Хомяковы? И что значит один дом в масштабе реконструкции всей Москвы?
Красно-желтый модерный особняк при слиянии Собачьей площадки и Собачьего переулка взрослые называли безвкусным. Мы же дети очень его любили. Но вспоминая теперь это сооружение в ложно-готическом стиле, я вынуждена согласиться с тогдашними взрослыми. И все-таки жаль и его неожиданной яркой нелепости по соседству с милым московским ампиром.
Сам «Собачий фонтан»? Ничего красивого в нем, всегда сухом и пыльном, признаюсь, тоже не было. Разве только, что он организовывал пространство вокруг себя, и при пересечении переулков получалась не просто пустота, а маленькая площадь? Но это теперешние мои слова и соображения. А тогда нас, детей, в первую очередь трогало устойчивое предание, связанное с фонтаном. Будто бы он был поставлен некой барыней (так тогда и говорили «барыней») на месте похороненной здесь ее любимой собаки. Незабвенная тень этой неведомой собаки неизменно сопровождала наши путешествия.
Снегиревская больница? Добротное красно-белое кирпичное здание, но совсем неоригинальное. Остальное же на нашем пути в Серебряный через Собачью площадку — незапоминающееся безархитектурное старье.
Но какая же прелесть была в этом вдруг расширившемся пространстве, собирающем в узел три, четыре, нет, пять артерий, пять окрестных переулков. Сколько света, сколько неба, какой уют. Нет магазинной суеты Арбата — одна любимая нами керосиновая лавка на углу Борисоглебского, черная, пропахшая нефтью пещера, наполненная таинственно-опасными товарами с таинственными названиями: денатурат, каустик, нафталин, казанское масло… И какая тишина на Собачьей площадке — рядом со звенящим Арбатом и гудящим бранью, завываниями, ржанием лошадей Смоленским рынком. Нет, то умиротворение, которым дарила Собачья площадка, несравнимо ни с какими отдельными архитектурными ухищрениями. Невосполнимая, вечно живая утрата.
У Рея Бредбери есть рассказ — забыла, как он называется, — герой которого изобрел средство попадать в прошлое своего города. Стоило этому человеку надеть старинное платье, настроиться соответственно, завернуть за угол определенного дома и он оказывался в ином времени. Со мной происходит нечто прямо противоположное. Некоторые периоды моей жизни были тесно связаны с Калининским проспектом, или Новым Арбатом, как в разные годы называли эту магистраль Москвы. И у меня нет такой степени пассеизма или снобизма, чтобы фыркать при одном упоминании «вставной челюсти Москвы», как назвали в народе эту улицу при ее рождении. Города меняются, и Москве нужны были современные проспекты. Что говорить? Но я, конечно, предпочла бы, чтобы такая магистраль прошла где-то мимо моих переулков. Изуродованный район Арбата — не только моя личная драма, но, думаю, драма Москвы. Это не значит, что в свое время я не отдала дань увлечению новыми магазинами на Новом Арбате. Странно только одно: оказавшись на нем, я не вспоминаю, что иду по бывшей Собачьей площадке, что, скажем, магазин «Подарки» стер с лица земли одну сторону Дурновского переулка, а «Мелодия», вероятно, — угол Серебряного, который был последним поворотом при моем слепом путешествии. Конечно, остановись я на мгновение в жадном людском потоке, я соображу: вот здесь, именно здесь стоял Собачий фонтан, а здесь — красно-желтый готический особняк. Ориентиры целы: есть кусок Борисоглебского — значит, здесь была керосиновая лавка, сохранился кусок Серебряного на одной стороне проспекта, а на другой — дом с круглыми окнами на Молчановке, где жили, а может и живут, потомки Валентина Серова и где висел или все еще висит, занимая целую стену комнаты, один из вариантов «Похищения Европы», значит, именно здесь и вливался Серебряный в Молчановку, а на углу находились остатки усадьбы Хомяковых. Все это можно восстановить в памяти и представить. Но я этого не делаю. То был один город, а это другой. С ним связана завершающая эпоха моей жизни, а то была совсем иная, начальная. Я не хочу их совмещать.
Свободное копирование
