Скоро возвратилась государыня в город, и он принял прежний свой удовольственный вид. Летом она изволила жить всегда в Сарском Селе, любезном ее уединении. Тут при ней дежурили генерал-адъютанты и по разным делам находились знатнейшие чиновники. По порядку службы государыня еженедельно по воскресеньям изволила принимать от всех полков гвардии через старших чинов их рапорты о состоянии людей. Рапорты эти, когда подполковники находились в Сарском Селе, привозимы были к ним или майорами, или адъютантами из городу. Преображенского полку майор Тол<стой>, бывший в случае у двора и близком обращении с государыней и с Потемкиным, выпросил высочайшее дозволение полковым адъютантам гвардейских полков, когда они приезжают по делам, обедать за большим столом с государыней. Я всегда любил жизнь тормошную от самого ребячества. Ни на кого сильнее не подействовало такое позволение, как на меня, я забывал убытки, с этими поездками сопряженные. И тогда уже дорого платили за четыре лошади до Сарского Села взад и вперед, а на моей домашней паре я бы в сутки не дотащился. Лишь приходило воскресенье, то я, дежурный ли был или нет, всегда напрашивался за другого, менялся с ним и ко всему придирался, чтоб только кинуться в толпу знатных людей, присоединиться к ним и отобедать за одним столом с государыней. Это мне казалось верховным благом на свете, и я им, по возможности, наслаждался. Ко счастью моей прихоти, наши штабы, и подполковник Салтыков, и майор Левашов, всегда почти жили в Сарском Селе, и адъютанты Семеновского полка обязаны были с рапортами своими являться к ним туда -- разумеется, по воскресным только дням. Тут я насмотрелся придворной суеты и величества. Хоть мало еще рассуждал, однако иногда видал и я, сколько пустоты в обрядах придворных, сколько вздора в этикетах, пленялся всегда сановитостию императрицы, которой она ниже в простом образе жизни не теряла. Иногда посильно философствовал, глядя на всю эту картину мира, на гибкость вельмож, на своекорыстие каждого лица. Целое утро прошатавшись в покоях царских, сколько имел случаев приметить хитрые уловки царедворцев, надменное тщеславие любимцев Екатерины, и если, выехав из этого очаровательного замка, душа оставалась чем-нибудь довольна, так это добротой самой императрицы и ее благоволением к окружающим. Такое зрелище меня восхищало; правда, что я за него дорого платил извозчику, который на хвастовство возил меня туда и назад в город на славной серой четверне в час с четвертью -- это было nec plus ultra {высшим пределом (лат.).} скорости. Скачка и щегольство в одеже составляли главные мои расходы. Как я величался перед своей братьей, возвращаясь в город! С кем ни встречался из них в казармах или на прогулках, непременно всякому твердил: я обедал сегодня с государыней! Мне казалось, что от меня светится, как от Моисея после Синайской горы. Сверх удовольствий тщеславных такие поездки, по летам моим, доставляли мне существенные выгоды на то время. Я знакомился с людьми большого света, находил покровителей, участников в моей судьбе и службе. Пусть все это также в суету обратилось очень скоро. Что не мечта! Но в настоящем времени это были для меня значительные преимущества. Они и родным моим доставляли удовольствие, а притом не забудем молвить и о наслаждениях животных. Почтение и страх не препятствовали мне за столом императрицы досыта наедаться с таких блюд, каких кроме двора нигде не готовили, и пить лучшее вино всех краев заморских. Пока я сидел за столом, весь двор и наружный блеск его столько же принадлежал взору моему, слуху и всем прочим чувствам, как и самой владычице российской. Все около ее дышало роскошью, негой и пышностью чрезмерной. Обыкновенно и наследник престола приезживал из Павловска сюда обедать с своим штатом. Сколько диковинок для мальчика в двадцать лет!
Свободное копирование
