1784
По докладам нашего полка досталось мне в новый год в подпоручики. Батюшка меня о том уведомил, и я очень обрадовался. Между тем дядя мой уехал в Питер, но горесть разлуки с ним была вознаграждена для матушки скорым свиданием с отцом моим.
Прожив три года в Петербурге, отлучен от семейства и, следовательно, от средств поправить свое состояние, видя, напротив, что, живучи на два дома, имение приходило день от дня более в упадок, батюшка почувствовал нужду бросить службу, которая никогда ему не благоприятствовала, и возвратиться к своим домашним. Стоический нрав его не мог быть приятен людям его века, кои начинали уже все ставить ни во что из корысти и видов своих. Надежды переменить место, приближиться к своим пенатам оказались пустыми, они основаны были на одних посулах больших бояр, которые, суля другим золотые горы, думали только о себе и пожинали при случае собственное свое благо. Итак, батюшка подал просьбу об увольнении. Отставка его не сопровождалась никакою за труды его признательностию. Он не получил ни чина, ни пенсии и, дав отчет во всех суммах, коими он распоряжал, удовлетворительный, получил одно приветственное письмо от генерал-прокурора в награду за трехлетние труды свои и с этим бедным сокровищем, истратив множество своих доходов в Петербурге, испортив много крови, приобретя завистников кучу и расстроя здоровье, возвратился он в родительское гнездо наше, в Москву. Скоро после отставки его было гражданское производство, и ему досталось бы в высший чин, но как узнать извороты дворские? Тогда все ведал один Безб<ородко>, все делалось в статском мире по его мановению. Батюшка был, может быть, и слишком горд, ждал всего от одних своих достоинств и никогда не хотел слоняться в сенях больших господ, и оттого был брошен. Где и когда истинное безмездие иначе было награждаемо? Скажут ли, что можно при казначействе нажить? Отвечаю. Пропустя в три года несколько миллионов не бумажных денег, а звонкой монеты через свои руки, мог и отец мой, как видели после из учащенных опытов, покупать деревни, подобно многим другим. Но признательности к прямым заслугам давно уже не было в России!
Батюшка отставлен в феврале и в марте обрадовал семейство свое приездом в Москву. Все мы кинулись в его объятии с душевным удовольствием. Матушка без памяти была рада, супруг ее был всего для нее дороже, и скоро туманы политических паров стали пропадать на лице отца моего. Чудно, что человек никогда не умеет предпочесть истинных благ своих и удовольствий настоящих в жизни мечтательным вымыслам своего воображения! Честолюбие почти всякого более льстит, нежели спокойная домашняя жизнь. В такой борьбе естественных наших чувств с химерами надменного сердца как можно быть счастливу в мире?
Свободное копирование
