§ 6
Княгиня Наталья Борисовна помолвлена была за деда моего 15 лет от роду, в царствование Петра II, следовательно, в лучшее время славы своего жениха. Переворот судьбы его нимало не поколебал великой души ее, сколь ни увещевала сама императрица Анна сию нежную отрасль знаменитейшего рода переменить свои обеты и выбрать супруга между вельможами, ей благоугодными. Наталья Борисовна, непреклонно утвердясь в любви к жениху, в повиновении жестокому року, решилась делить с ним всю строгость ссылки, отказалась от всех предлагаемых ей почестей и последовала мужу, сердцем ее избранному, до сибирских узилищ. Там, прижив с ним несколько детей, возрастила только двух, Михайлу и Димитрия. Можно вообразить, что сии злосчастные супруги там переносили -- описать трудно!
При воспоследовавших с семейством сим новых бедствиях, о коих сказано выше, князь Иван Алексеевич повезен в Новгород, а супруга его оставалась в ссылке и возвращена не прежде, как по вступлении на престол императрицы Елизаветы Петровны. Переломился скиптр железный! И милосердие воцарилось! Тогда Россия увидела вновь, что есть и для нее ясные дни в природе. Княгиня Наталья Борисовна с младенцами своими, оставя Березов (который тогда состоял в одном только остроге, а потом сделался уездным городом Тобольской губернии), привезена в Петербург на коште брата ее родного графа Петра Борисовича и водворилась в его чертогах, где, терпя всякую нужду и скорбь, воспитала сыновей своих, орошая ежедневно сии нежные плоды беспримерной любви и верности супружеской потоком горьких слез. С свободой вместе возвращены ей и некоторые вотчины, но вообще о всем конфискованном имении последовал указ, чтоб, сочиня, ему ведомость представить; которая ведомость сочиняется и доныне, а между тем все роздано фаворитам. Какая пленительная вывеска российского правосудия!
Здесь нужно несколько слов кинуть и о характеристике упомянутого вельможи. Граф Петр Борисович, преемник сокровищ отца своего, но не славы, имел за собой 60 000 душ родительского имения, да за женою своею приданого взял 40 000; оставшись после родителя с двумя другими братьями и тремя неотдельными сестрами наследником столь великому имению, он все захватил одному себе. Граф Михайла умер, оставя сиротам процесс с братом, никогда конца не получивший. Граф Сергей, не имея потомства и храня теплую веру к Богу, всю часть родительского наследия уступил брату графу Петру. Сестры по законам настоящим должны были получить из вотчин 14-ю часть, но граф Петр Борисович пожаловал им только по 500 душ, а прочее удержал за собой, уверен будучи, что никакая тяжба не одолеет его золотого дождя. Пословица русская "с богатым не тяжись" оправдана от самой глубокой древности многими опытами.
Бабка моя княгиня Наталья Борисовна менее прочих могла выдержать спор с братом: будучи под гневом жестокой императрицы, преследуема всюду несчастием, выдана за ссылочного, заключена в Сибири, могла ли отважиться на укоризну, не только на тяжебное дело с братом? Какая апелляция из острога? По возвращении своем из заключения, хотя бы она и могла возобновить права свои с некоторой надеждой, но, лишась всех отрад жизни в милом супруге и посвятя себя Богу, она возгнушалась мыслию подать жалобу на единоутробного своего брата и предпочла богатству гибельному сладкое упование небесных наград. Сравним же с толь великодушными ее подвигами известные мне очень достоверно по преданиям изустным отца моего два поступка графа Петра Борисовича, который живо изображает черты евангельского богатого Лазаря.
1) Когда бабка моя прощена и получила дозволение воротиться в Петербург, граф Петр Борисович, имея уже тогда полмиллиона дохода, прислал ей на дорогу от Березова до столицы, то есть на расстояние 3000 с лишком верст, только 1000 рублей, и, живучи по приезде своем в его доме, несчастная княгиня, доколе не поворотила некоторое свое имение, принуждена была видать, что отец мой очень часто нашивал башмаки без подошв.
2) Известно, что при государыне Елизавете Петровне значил у двора очень много некто Лешток. Бабушка хлопотала посредством его о возврате всего Долгоруких имения. Лештоку хотелось и услужить, да не совсем безмездно: полюбились ему столовые часы, принадлежавшие графу Петру Борисовичу, отделанные в старинном вкусе, с бирюзами; их ценили тогда в четыре тысячи. Положим, что они были редки, единственны, но и дело шло о 16-ти тысячах душах о[т]писных на корону. Поверят ли? Граф Шереметев пожалел их и не отдал, а Лешток отступился от ходатайства, и целый род осужден стал терпеть бесконечную нищету, для того, что вельможа надменный пристрастился к часам, о которых и сам забыл, когда на них прошла мода. Но, к несчастию, правосудие возвращать отнятое никогда еще не было в моде, и уповательно никакое поколение этого обычая не дождется.
Княгиня Долгорукая, возрастя и воспитав детей своих, решилась, когда пришло время выпускать их в свет, сама оставить оный. 1757 года сентября 28 дня, прибывши в Киев, постриглась во Фроловском монастыре; и там предлагались ей почести ее нового звания. Несравненная героиня все презрела, пренебрегла, кинула. Мало казалось ей черной рясы обыкновенной! Смирялся до крайнего степени уничижения, она облеклася в схиму и в ней препроводила остальные дни жизни в строгом посте, смирении безмолвном, молитве неусыпной, терпя и средь обители различные еще искушении, по слову апостола: "Беды в горах и в пропастях земных". Всякое новое зло переносила с мужеством христианским, с самоотвержением великодушным и самые злые напасти привыкла почитать действием всеблагого промысла, вся на пользу нам устрояющего. Рука Господня одна отвращала от нее всякое малодушие. Наконец достигла и она всем определенного жребия и 1771 года июля 3 дня скончалась. Смерть ее была тиха и подобна заре небесного утра. Жизнь ее продолжалась 56 лет и была образцом того, что может добродетель против гонений человеческих, была цепь неразрывных зол и бедствий мира. Сия единственная жена все превозмогла, все победила и не дала безумия Богу. Тело, вмещавшее в своей скудели столь великую и отличную душу, погребено было по собственному ее произволу в самых вратах Киево-Печерского монастыря, без памятника, без малейшей пышности, одна чугунная доска с простою надписью и вмазанная в ряд с полом сокрыла бренные ее остатки. В течение Истории часто доведется еще мне повторять речь о подвигах ее, приснопамятных всегда моему сердцу. Отец мой сохранил и я сохраню записки, ее рукою писанные, кои по времени были напечатаны и известны с похвалою всему просвещенному свету. Кто не плакал, читая в них простое, но чувствительное описание их изгнания? Нет! Никакое перо так не напишет. Душа лилась на бумагу и пламень свой сообщала всякому чувствительному сердцу. Мир тебе! И вечная память!
24…1757 года сентября 28 дня... -- Пострижение состоялось годом позже, 27 сентября 1758 г. (Долгорукий И. М. Славны бубны за горами, или Путешествие мое кое-куда 1810 года. М., 1870. С. 257). Этот день приходился на воскресенье. Большинство справочников называют следующий день -- понедельник 28 сентября 1758 г.