Как-то я дал М. Кулишу[1] новый сборник своих стихов для публикации в издательстве «Ваплите».
Сборник получил более пяти рецензий, и всё безрезультатно.
В этом сборнике было стихотворение «Неоклассикам»[2], и Хвылевой с Кулишом хотели, чтобы я изъял это стихотворение из сборника, но я не соглашался.
Однажды я спросил т. Кулиша, сколько ещё рецензий надо моему сборнику.
Кулиш ответил с усмешкой:
— Да, наверное, ещё рецензий десять.
Возмутившись, я сказал:
— Вы мне напоминаете петлюровского старшину.
А потом подал заявление о выходе из «Ваплите» и перешёл в ВУСППУ[3], созданный для борьбы с «Плугом», «Ваплите», а позже с «Литфронтом»[4], «Новой генерацией»[5], «Авангардом»[6], и т. д.
Ещё о «Молодняке»[7], комсомольской организации молодых писателей, во главе которой стоял Павло Усенко[8], сухолицый юноша с острыми глазами и размашистой походкой.
Размашистую походку он приобрёл, когда возглавил «Молодняк».
Я любил «Молодняк» как своё продолжение. Но мне не нравилось, что молодняковцы противопоставляли себя старшим писателям, а себя (в своём кругу) считали едва ли не гениями.
Тогда же меня поразил в сердце своим стихотворением С. К.[9] из которого помню лишь четыре строчки:
Зростав на ліриці Сосюри.
Де Гёте, Шіллер, де Байрон?..
Чи стану понад дужі мури,
Яким просте ім’я — шаблон!..
Да, С.! Ты не стал «выше крепких стен», а так и остался, как поэт, моим эпигоном.
Конечно, Павло Усенко, хотя и любил я его как поэта, и первым приветствовал как поэта, посвятив ему стихотворение, когда он ещё жил в Полтаве, «Гениев сегодня жду», конечно, Павлуша благословлял такие вот удары в моё сердце, открытое всем ветрам революции.
Это сродни статье Якова Савченко «Мёртвое и живое в украинской поэзии», в которой он хотел расправиться со мной, как когда-то с Чупринкой, и причислить меня к мёртвым, а такую эротическую поэтессу, как Раиса Троянкер, к живым.
Позже, когда он и я были на встрече с русскими поэтами в Москве, Савченко спросил меня:
— Ты не сердишься?
— Нет.
— Это культурно.
А с чего бы мне сердиться на него, если он сам себя высек.
Как-то критик Меженко сказал мне:
— Я считаю всех поэтов дегенератами, кроме Тычины.
Я ответил ему:
— Я считаю дегенератами всех критиков, кроме Коряка.
Вообще-то, когда я сердит, я бываю остёр на язык и на перо.