Накануне открытия Думы
Резиденцией Думы был Томск. Ко дню открытия Думы туда прибыл почти в полном составе Совет министров. Накануне открытия Думы на заседание Совета министров был приглашён совет старейшин Думы в полном составе; всего было около 15 человек. Каково же было наше удивление, когда эта делегация предъявила Правительству совершенно новые вопросы программы: рассмотрение наказа Думы, вопрос о посылке делегации от Думы в Челябинск на совещание по организации Всероссийской власти и, наконец, вопрос о включении в состав Думы членов Учредительного Собрания от Сибири.
Каждый из этих вопросов представлялся настолько серьёзным, что высказать по ним тут же, без внимательного рассмотрения, мнение Правительства было рискованно. Но Вологодский, который не обладал способностью противостоять настояниям, тут же перелистал наказ, выразил удивление, что его не сообщили раньше, но, не придав особенного значения наказу, заявил, что он, по-видимому, приемлем. Равным образом не было возражений и против включения в состав Думы членов Учредительного Собрания. Так как в заседании Совета министров решающим голосом пользовались исключительно те пять министров, которые считались избранниками Думы, то мнения по этим вопросам присутствовавших тут же управляющих министерствами и товарищей министров не спрашивали, да и возражать против мнения Председателя Совета министров в присутствии посторонних Правительству лиц не представлялось удобным. Между тем наказ Думы был построен на началах признания её органом верховной власти. Он предоставлял, например, Думе возможность командировать своих членов с поручениями, содержание которых определялось самой Думой, он определял совершенно неприемлемый кворум для открытия Думы. Что же касается участия членов Учредительного Собрания в составе Областной Думы, то оно было крайне неудобно, при наличии недружелюбных отношений Омской власти с Самарским Комитетом, членами которого те же лица состояли в качестве членов Учредительного Собрания. Кроме того, это укрепляло и легализировало в Думе влияние той самой эсеровской группы, которую Правительство стремилось устранить от влияния на дела.
Единственный вопрос, на котором Вологодский и другие члены Совета министров остановились внимательнее, был вопрос о посылке делегации в Челябинск. Об этом много говорилось в Омске. Представители Думы согласились там исключить этот вопрос из программы сессии, и вдруг он всплыл опять. Правительство возражало, указывая, что двух делегаций, правительственной и думской, на совещании по вопросу об организации всероссийской власти быть не может и что поэтому никаких обсуждений подобного вопроса не должно быть допущено. Тогда члены Думы разъяснили, что делегацию от Думы предполагается послать только для приветствия совещания, и правительство согласилось поэтому на включение в программу сессии и вопроса о делегации в Челябинск.
Дума обсудила свою тактику и, застигнув Правительство врасплох, выиграла позицию.
Я помню, что в тот вечер, накануне открытия Думы, слабость и недальновидность Вологодского очень испортили мне настроение, и я решил попытаться исправить его ошибку тоже тактическими способами, а именно помешать Думе использовать для реализации её планов первый же день. Для этого мне понадобилось, во-первых, уговорить Вологодского выступить с декларацией в самом начале заседания и, во-вторых, сговориться с фракцией областников, которая была всецело предана правительству, чтобы она внесла предложение прервать заседание после декларации Вологодского. Этим путём был бы выигран день, в течение которого можно было бы обсудить дальнейшую тактику. Сговориться и с Вологодским, и с областниками удалось, но случай разбил весь план.
Свободное копирование
