22 августа.
Мы зовем ее фрау Хильда. Она хозяйка нашего дома. Маленькая женщина на крепких ножках, она всегда в движении, и чаще всего передвигается по своему довольно просторному участку бегом. Ей лет 68, но больше 55 лет ей не дашь. В маленьких ручках то корзина с кормом для свиньи, то лопата, то коса, то топор. У нее нет иного занятия кроме работы. Она не ходит в кино, не бывает в церкви. У нее нет друзей и гостей. С 4 утра и до 8 вечера — труд, только труд. Спозаранок тюкает своим топором. Переколола и уложила в штабель не менее четырех кубометров дров. Я говорю ей «Наймите мужчину дровокола. Это будет стоить двадцать рублей». Но она отвечает на своем невозможном языке, что 20 рублей у нее нет. Ее погреб ломится от банок с вареньем, компотов, соков, солений, на чердаке могучие связки лука, в подвале сколько угодно картофеля. А она все бегает и бегает, копает, тащит, солит, маринует. Старая крестьянка, вдова, она убеждена, что пища — главное. Да собственно кроме рук и земли у нее нет других источников дохода.
Объясняться нам с ней трудно, но я начал как будто понимать сущность немудренного механизма нашей фрау. Она вовсе не скаред, наоборот, добрая и отзывчивая женщина. Ее вечный труд — труд пчелы — не для себя. Она старается для единственной дочери. Эхе — 23 года, наша повариха Эха вышла замуж и живет в веселом Тарту. И даже раз в неделю не хочет приехать к матери за 70 километров. На днях я видел, как фрау Хильда плакала. Я сказал ей, что вредители сожрали капусту на грядках. Она слушала меня, копая лук, потом обернулась на капусту и разрыдалась. Перемешивая эстонские и русские слова, она стала говорить, что ей не нужна эта капуста, что у нее нет аппетита, и ей вообще не хочется ничего. А Эха… Эха не едет, Эха наверно заболела.… Но через пять минут фрау опять разрыхляла землю под клубникой, косила ячмень и тащила ведрами воду из колодца. Подлинное чувство, самое сильное может быть из доступных ей чувств, мелькнуло, и тотчас было заглушено потоком каждодневного труда. А может быть и не в дочери дело?
Вечерами у фрау болят плечи и руки. После косовицы она докрасна стерла ладони. Мы советуем ей не работать так тяжело, не надрывать себя. Она смеется и машет рукой: ничего другого она не умеет делать, и ничто другое ей не интересно. Говорят об идиотизме деревенской жизни. Действительно — идиотизм. Но этот идиотизм поддерживает дух и тело одинокой старой женщины. Делает ее жизнь осмысленной, а ее самую доброй. Она производит своим трудом нечто действительно необходимое людям — еду. И делает это охотно и даже весело. Время от времени она подходит к нам, протягивая клубень картофели или огурец. Посмотрите, какой хороший уродился. Она горда делом своих рук. Идиотизм?! Да!! А может быть нет?? Я не знаю, смешна ли фрау Хильда или глупа. Своей мышиной возней она вызывает у меня то раздражение, то восхищение. Но что бы я не думал о ней, я всегда помню запущенные, заросшие сорняком колхозные поля России. Там с «идиотизмом деревенской жизни» покончено навсегда и одновременно покончено с сельским хозяйством. В этом году великая аграрная держава закупила в США, Канаде и Австралии четырнадцать миллионов тонн зерна. Свидетельствует ли эта торговая сделка о том, что фрау Хильда из деревни Тырва все-таки имеет право на наше уважение?
Свободное копирование
