Повесть о похищении невесты - 10

Повесть о похищении невесты 10

X

Спал я безмятежно и долго. Под утро приснилась мне бескрайняя зеленая степь. Вдали, на высоком кургане, стоит девушка и машет кому-то платочком. Я подхожу ближе. Вдруг платочек вырывается из ее рук, я бегу за ним, спотыкаюсь, падаю, но заветный платочек у меня в руке. Подниматься мне не хочется, так приятно лежать в росистой траве. Девушка спускается вниз. Вот она наклоняется ко мне, и я вижу знакомые серые глаза совсем близко, губы ее что-то шепчут, я хочу разобрать что, но не могу и… просыпаюсь. С чего бы это?

Первым я встретил на палубе Помпея. Он спешил куда-то, а когда он спешил, правая нога у него отставала от левой, это я и раньше замечал. А, соня! Скорее, он познакомит меня кое с кем. Мы пришли в столовую. Там в обществе Штафира сидела вчерашняя знакомая. Она улыбнулась мне, поприветствовав. Капитан был разочарован. Объявил нам, что «срисовал» даму утром и полагал, что она пока ни с кем не успела познакомиться. А тут такое… Дама рассмеялась и представилась.

Звали ее Еленой Васильевной, но она попросила называть ее Леной. И в ответ согласилась сама звать нас только по именам. Мы позавтракали вместе, вышли на палубу и устроились поудобнее в креслах. Помпей блистал своими неистощимыми байками. Она смеялась, держась среди троих мужчин совершенно свободно. Лишь изредка глаза ее чуть темнели, а брови неуловимо сдвигались, то было, когда разговор переходил на серьезные темы. Тогда казалось, что они ей малоинтересны или же она чем-то озабочена. Я завидовал капитану. Он, этот присяжный ходок по женской части, чувствовал себя как рыба в воде, всякий раз завладевая всеобщим вниманием. И я старался подражать ему, допуская небрежность выражений и некоторую свободность манер. Но у меня это плохо получалось.

Кругом все радовало взоры: разнообразные пейзажи берегов, просторы реки, встречные пароходы: буксирные — с черными пузатыми бортами и нарядные пассажирские — белые и розовые. Они приветствовали нас низкими баритонами и басами гудков. Под приглушенный шум колес отрадно было сидеть под ветром на носу палубы. Я вынул свой портсигар и предложил мужчинам. Лена, немного удивив нас, попросила тоже.

— О, это «Осман»! — сказала и закурила.

Так вчетвером нежились мы на солнце, покуривали и болтали бесконечно, любуясь видами, наблюдая за тем, что попадалось на глаза: за рыбацкими лодками, за белыми и красными бакенами фарватера, за людьми, ловко управляющими плотами, за неровным, то ленивым, то стремительным, полетом чаек, охотившихся на рыб. Лена сидела в кресле напротив меня, приятный запах ее духов слегка кружил голову. Я чувствовал, как очарование этой милой прелестной женщины охватывает меня. Хотелось смотреть на нее, не отрываясь, но я стеснялся и отводил взоры. Так летели часы.

После обеда я лежал в своей каюте и размышлял. О чем можно мечтать в двадцать лет, находясь под обаянием встречи с женщиной привлекательной, приветливой, красивой, голос и смех которой тысячами серебряных колокольчиков отдавались в сердце? Я вздохнул, женщины, подобные ей, встречаются лишь случайно, на короткий миг, чтобы исчезнуть, не повторяясь. И их внимание привлекают ловкие капитаны Помпеи, а не такие, как я. Что я для нее — серый, незаметный полусолдат-полустудент, невесомая величина. Пройдет еще два-три дня, я сойду с парохода, а она поедет дальше, и мы, вероятно, никогда больше не увидимся. А я отдал бы за нее полжизни, может быть, и больше. Она — особенная… Я стал припоминать знакомых девушек, их лица, характеры — нет, все они были не такими, как Лена. Я не сумел бы сказать, что именно мне нравилось в ней, она нравилась вся, в целом, и я не пытался анализировать это целое. К ней тянуло, хотелось видеть ее, быть около, искать ее внимания.

Мы вновь встретились на палубе перед вечером, провожая закат. Червонное золото искрилось длинными лучами и угасало в нежных малиновых красках. Подул свежий ветерок, он тянул за собой аромат сена: за Волгой в лугах шла косовица. Под слегка окрашенным еще небом, пересекая меженный простор, пролетела стайка уток, грациозно вытянув шеи, они шли в луга на ночлег. Ночь подходила быстро и бесслышно. Звезды в потемневших небесах замигали, устраиваясь на своих местах, засветились далекими огоньками. Серебряными бликами заплескалась лунная дорога, уходящая в темные дали заволжских степей.

Капитана Помпея и его друга не было. На диванчике ветреной палубы мы сидели вдвоем. Прошел матрос, закрыл шторами бьющий свет окна рубки, оставив нас в полутьме и тишине. Что было у нее на душе? Я не знал этого, но еще сильнее почувствовал, что сейчас, почти наедине со мной, в этой ласковой тиши наступающей ночи она была женщиной, полной обаяния и красоты. Эта ночь на Волге под усыпанной звездами чашей небес, текучая полоса воды в искрящихся лунных отблесках, черный берег в ажурных очертаниях — все казалось живой оправой для нее. И сам я был кусочком этой оправы, частицей природы, слившейся в торжественный многоголосый хорал. Его неслышимые звуки, поющие о человеческой весне, о молодости, о любви, звенели, рассыпаясь в душе прозрачным хрустальным звоном.

Не хотелось ничего говорить, а если сказать?.. Но того, что нужно сказать, я не сказал бы, не нашел бы слов. Да и что можно выразить словами? Тысячелетиями они служили человеку для того, чтобы скрывать мысли. Она вернула меня в реальность:

— Не бывал ли я в ее родном городке? Нет? В нем, правда, нет ничего необычного, но он ей родной, потому и любимый.

И она поведала про свое детство и юность, вспоминая разные забавные эпизоды. Эти воспоминания, полные тепла и любви, какой-то легкой прелести, еще сильнее располагали и влекли к ней. Я тоже рассказывал о себе, делился мечтами, полушутя, сетовал на судьбу, одевшую меня в эту военную форму. Биологические науки — вот что звало меня к себе.

Моя рука нечаянно коснулась ее руки. Она вздрогнула и убрала ее. Несколько секунд мы оба молчали. Люблю ли я музыку, спросила она. Я вспомнил о нотах, которые вез сестре друга, и ответил:

— Еще как. У меня с собой есть даже ноты новых романсов.

Она удивилась:

— А можно взглянуть?

— Конечно, можно.

В те времена женщине не полагалось заходить в покои мужчины. Но она, ничуть не колеблясь, последовала за мной. У двери каюты все же, лукаво улыбнувшись, оглядела коридор: он был пуст. Каюта №7? О, мы ведь соседи, моя — №8.

Она устроилась на уголке дивана, я полез под него и вытащил оттуда свой чемодан. Первое, что мы в нем увидели, было «Абрау-Дюрсо». Вынув обе бутылки, я поставил их на стол. Показалось, что это ее чуть смутило. Я тут же нашел ноты и вручил ей. Сам же с жаром поведал, что доставал это вино в подарок друзьям, с которыми так и не смог увидеться. Она улыбнулась. Нет, пусть она не думает обо мне плохо — иногда хочется поднять настроение, в этом ведь нет ничего нехорошего.

— Может, попробуем?

Ну, хорошо, она согласна выпить немножечко, чуть-чуть. Стакан у меня был один. Звать официанта? Это неудобно. Она вывела из затруднения, вручив ключ от своей каюты, я быстро принес оттуда и второй стакан. Это вино следовало пить холодным, но и теплым оно оказалось превосходным. Сделав несколько глоточков, она засмеялась. Что бы сказали знакомые, увидев ее в каюте неизвестного молодого человека со стаканом вина в руке? Ужасный шокинг! Я смутился, она развела руками.

Лена листала ноты, иногда пробовала тихо напевать мотивы. Вино сладким ядом прошлось по всему моему телу, чуть затуманив голову. Я сидел и завороженно смотрел на нее. А потом вдруг разговорился. Хотелось открывать ей сокровенное, рассказывать о себе, делиться мечтаниями, надеждой. Я уже не ощущал, как раньше, застенчивой связанности. Мысли вслух лились торопливыми весенними ручьями, исходя из затаенных доселе глубин. Я чувствовал, что мои слова откликаются в ней, вызывая какие-то ответные волны.

В каюте стало несколько душно. Я откинул жалюзи и открыл окно. Ветер приветствовал нас влажной ночной свежестью. Она встала и, слегка облокотившись на мое плечо, отдалась дуновенью прохлады. Ее волосы касались моего лица. Кто знает, что творится теперь в ее душе? Женщины для меня — загадка. Я боялся пошевелиться, чтобы не рушить эти чудесные мгновения. Но почему-то мне вдруг стало грустно. Слепая судьба, она тасует свои карты по усмотрению, смешивает, перепутывает. Еще пара дней, и мы будем в разных местах, как и раньше, — незнакомые и далекие, каждый на своем пути — и, может быть, позабудем эти неповторимые часы, когда наши сердца бьются в унисон в тишине июньской ночи. На палубе послышались шаги, она отодвинулась. Я закрыл жалюзи.

Взял свой стакан и выпил до дна. За нашу встречу! И тогда вдруг в каюте начинается легкая качка. Темные серые глаза глядят на меня ласково из-под этих ресниц, как тогда, во сне, в яркой зелени залитой солнцем степи. В матовом свете нежным розовым огоньком дышит милый облик чуть наклонившегося ко мне лица. Густая кровь огненными токами струится по всему моему существу, звонкими колоколами стучит сердце. И, не отдавая более себе отчета ни в чем, я притягиваю к себе эту женщину, жадными губами приникаю к ее лицу, к горячим пламенным лепесткам полураскрытых губ…