… Книги в моём раннем детстве, также как и в зрелые годы, играли огромную роль. До войны в доме была самая различная и весьма пёстрая с точки зрения тематической и «возрастной специализации» литература. Но мама с утра до вечера работала, а бабушка – сама большая любительница чтения - не интересовалась тем, что я читаю. Таким образом, никто не руководил «правильностью» моего выбора, и я раскрывал все книги подряд, проглатывал многие, часто слишком сложные и непонятные тексты. Конечно, книги, которые я пытался читать без разбора, включали и вполне приемлемые для моего возраста по тематике и сюжетам.
Естественно, к 8-9-ти годам я перечитал почти всего Жюль Верна, а также освоил «Следопыт» Фенимора Купера, «Остров сокровищ» Р. Стивенсона (кинофильм тоже посмотрел) и, конечно, «Всадника без головы» Майн–Рида, из текста которого я, восьмилетний, в частности, долго пытался уяснить значение слова «ревность», употреблённого в тексте автором по отношению к одному из героев романа, но почему-то стыдился спросить об этом у взрослых… Сюда же можно отнести и «Как закалялась сталь» Николая Островского, точнее - «Як гартувалася сталь» Мыколы Островського - на украинском, которую я прочитал тоже в эти годы…
Конечно, здесь я не говорю о раннем дошкольном наборе детской поэзии Сергея Михалкова, С. Маршака, Корнея Чуковского и многочисленных сказках – это, как и многое другое (всего не упомнить) – прошло через моё сознание ещё во времена детсадовского воспитания…К числу литературы, интерес к которой был обусловлен нормальным для моего возраста последующим ходом и уровнем умственного развития, можно также отнести такие «разношерстные» книги, как, например, «Блуждающие звёзды» Шолом-Алейхема или «Последний из Удэге» - романтичную вещь раннего Фадеева, а также рассказы Аркадия Гайдара - хотя с «Дикой собакой динго» Р. Фраермана познакомился несколько позже…
Товарищи детки – и все потомки мои - прочтите, пожалуйста, эти хорошие книги!
Но, вот, в 1940-м году мне, 8-летнему, «попался под руку» «Черный монах» А. П. Чехова. Совсем не понимая «про что это», хорошо помню несколько вечеров (почему-то принимался за чтение именно вечером), когда, ощущение чего-то «нарастающего» и таинственного, «зловеще бессмысленного» и жутко мистического – охватывало всю мою детскую душу… Как это понимать ?
В зрелые годы уже при, казалось бы, осмысленном чтении этого, во многом «метафизического» произведения (неудачного, по мнению литературоведов, и непонятого, по мнению Антона Павловича, читающей публикой) вовсе не ощутил такого душевного трепета и болезненно-грустного погружения в его таинственную религиозно-философскую атмосферу, как это произошло в детстве, – и это уже при, наверно, более зрелом понимании сюжета, подтекста диалогов и рассуждений…
Поистине, - лишь в детстве мы можем ощутить на подсознательном уровне (даже не понимая сути явлений) то, что потом необратимо теряем при взрослении – возможно даже и нечто «потустороннее», доступное всегда только животным, а людям только в детстве, а именно – СВЕЖЕСТЬ ВОСПРИЯТИЯ самого духа слов, их АТМОСФЕРЫ, а вовсе даже не их смысла, естественно, не постигаемого детским разумом… Дети и животные, наверное, это чувствуют лучше нас, взрослых. Как говорил академик Л. Ландау о квантовой механике (передаю приблизительно): «мы можем объяснить смысл и ход вещей, суть которых не в состоянии себе представить и вообразить». Только в случае детей к слову «объяснить» надо добавить глагол «чувствовать»…
Как бы то ни было, прочитанные мною в детстве книги во многом определили моё общее развитие, любовь к чтению и к СЛОВУ, в частности. Поскольку моя профессия и специфика научной среды, в которой приходилось в последние годы чаще вращаться, стимулировали, прежде всего, чёткость, строгость и сжатость изложения мыслей (заставляя постоянно придерживаться в публикациях определённых канонов и рамок) - «вырвавшись на простор» собственных воспоминаний, мне – экстраверту по натуре – трудно быть лаконичным. Возможно, из-за желания «поизливаться» и проистекают мои периодически проявляющиеся графоманские наклонности с клиническими приступами банальной старческой болтливости и назойливого словоизвержения. Пардон-с, конечно!
Свободное копирование
