Как я стал Советским Землевладельцем

Как я стал Советским Землевладельцем

 Дача.

Еще когда мы возили Таню в коляске, нам с Ритой очень захотелось заиметь дачу, чтобы было какое-то постоянное место вне дома, где можно было бы с детьми быть в весенние и осенние дни. Конечно, и весной, и осенью мы ходили и на Волгу смотреть ледоход, и за грибами ходили, но хотелось иметь свое постоянное место. Через некоторое время заводу выделили землю недалеко от Горелого Хутора, и началась «дележка». У меня уже был возделан незаконный участок, а мне хотелось иметь законный.

В результате официального дележа на все ОКБ выделили 2, что ли, участка. Назначили на поляне у массива жеребьевку. Каждый из мешка вытаскивал фишку с номером доставшегося ему участка. Я пришел на жеребьевку и вижу, что от ОКБ в жеребьевке участвуют 7 человек. Я понял, что председатель оргкомитета Ефим незаконно включил в списки своих друзей. Тогда я подошел и вытащил из мешка фишку. Поставленный у мешка член оргкомитета не сомневался в моей честности.

 Поздно вечером приходит ко мне Ефим, с которым мы жили в одном доме, и говорит: «Эдуард, отдай фишку»,

- Не отдам.

- Но ты же незаконно ее вытащил, мы начали сверять списки, и видим, что одной фишки не хватает, отдай.

- Ефим, от ОКБ участки получили только 2 человека, а там сколько?

- Это актив.

- Кто актив? Начальник бригады Иванов? Сидоров? Петров? – я называл фамилии тех, кто ну никак не мог помогать в обустройстве или в хлопотах по выделению участка.

- Ефим, я буду скандалить, я это так не оставлю. – Ефим ушел. Результаты жеребьевки актив рассматривал у него в квартире. Через некоторое время возвращается.

- У нас есть свободный участок, но это не угодья, согласен?

- Ефим, я согласен на любой. – И Ефим, в обмен на вытащенную мною фишку, отдал мне фишку № 2.

Я получил вожделенный участок, и мне было действительно безразлично – угодья это или не угодья, Так я стал советским землевладельцем.

На участке не разрешалось строить капитальные каменные строения. Участок могли для более важных нужд изъять, заплатив компенсацию только за яблони и виноградные лозы. Как и во всем, никто ни на какие запреты не обращал внимания, и все на всё закрывали глаза. Ефим сразу построил на своем участке кирпичный домишко. Деятельность Ефима по обустройству нашего дачного массива достойна памятника.

К дачам должна подходить дорога, а для выращивания на дачах чего бы то ни было, нужен полив. Старая дорога, которой пользовалось лесничество, шла через овраг, и при первых каплях дождя становилась совершенно не проезжей, так что владельцы автомобилей моментально с дач уезжали. А воду для полива, по цене рубль за кубометр, возили поливальные машины, которые мы перехватывали при поливе улиц. Шоферы – поливальщики старались делать это так, чтобы не бросалось в глаза, но и начальство понимало, что полив дачам нужен.

У меня, правда, с этим не было проблем. Дорога мне была не нужна, потому что машины у меня не было, а в отношении полива я договорился с поливальщиком, что он сам будет наливать мне воду, когда у него в бойлере остается лишний кубометр. Увидев меня на Управленческом, он останавливал машину и показывал мне палец. Я подходил и отдавал рубль.

 Емкость на поливальной машине 3 кубометра, а большинство баков на дачах двух кубовые, и этот лишний куб он сливал мне.

К дачному массиву надо было подвести водопровод и всепогодную дорогу, и Ефим развил бурную деятельность.

По условиям обороны, на случай атомной войны, поселок Управленческий должен иметь резервный источник водоснабжения. Никто в вероятность такой войны не верит, но все делают вид, что к этому относятся серьезно, а иногда и пользуются этой угрозой для практических целей. Ефим договорился с руководством завода, чтобы за счет средств на Гражданскую оборону, пробурили скважину и поставили насос у Горелого хутора. Трубу к Управленческому никто вести не собирался. Ефим купил старые бурильные трубы и трубу повел на дачи – это уже за наш счет.

Для обслуживания скважины нужна дорога. Скважина была рядом с дорогой, но Ефим ответвление от дороги к скважине повел через лес и овраги к дачному массиву. На выходе из леса дорога раздвоилась. Дорога, с засыпкой песком и щебенкой и залитая битумом, пошла на дачный массив, а на слегка выровненную бульдозером дорогу к скважине, набросали щебенки в один слой и немного полили битумом, так, чтобы создать только видимость дороги. Для постройки дороги наняли двух рабочих, по счастливой случайности это оказались прораб и главный инженер дорожно-строительного участка. Они пригнали технику и рабочих, завезли материалы и дачный массив получил дорогу. Но нашелся «злопыхатель», который написал в прокуратуру, что дорогу строил трест, а деньги за строительство получили прораб и главный инженер. Ефим обвинялся в хищении денег у кооператива с целью дачи взятки. Прораб и Главный инженер обвинялись в незаконном использовании техники и рабочих.

От коллектива садоводов, в роли сочувствующего я присутствовал на суде.

Суд проходил в полном соответствии с законом и соблюдением процессуальных требований. Свидетели, защитники, следователь, эксперты. Полная экспертиза документов, а для проверки фактического выполнения работ на местности, долбили лунку, измеряли толщину песка и щебенки. А дальше…

Судья: «Подсудимый Резников, кто выполнял работы по разравниванию щебенки?»

Ефим: «Кто выполнял? Конечно мы».

- Ефим Григорьевич, вы наняли двух рабочих.

- Да какие это рабочие.

- Ефим Григорьевич, внимательно относитесь к своим ответам. Думайте, когда говорите. Кто выполнял работы по разравниванию щебенки?

- Ну, эти, которых мы наняли.

- Т.е. работы они выполнили сами?

- Да.

И эта комедия длилась два дня. Суд допустил в качестве нового свидетеля эксперта от Областного дорожно-строительного треста, который сказал, что предварительная экспертиза проведена с ошибками. Трест не мог допустить осуждения своего старшего прораба и главного инженера. Прокурор «был в курсе» и не возражал. И все понимали, что дачам нужна дорога.

«Как хорошо, мы плохо жили»!

Суд был свой «народный», он формально придерживался законов, но судил по своим и нашим, если они совпадали, понятиям: кого казнить, кого миловать.

Когда я жил в общежитии, только что купленную новую кожанку, которая оказалась в носке твердой, намазал рыбьим жиром, чтобы отмякла, и на лето отдал в камеру хранения общежития. Мышам жир понравился, и они на спине в районе пояса прогрызли дырку величиной с ладонь. Районный судья, к которому я зашел посоветоваться, что делать, чтобы общежитие оплатило мне урон, не советовал мне обращаться в суд:

- Мы вынесем решение оплатить Вам урон, но выплачивать деньги должна будет женщина, отвечающая за сохранение вещей в камере хранения. Вы хотите, чтобы из ее маленькой зарплаты вычитали?

- Да уж… конечно…. Конечно нет.

Кожанку я отнес в сапожную мастерскую, и они наклеили на нее заплату. Дыра на спине мне была не видна, а дождь заплата не пропускала.

Общество наше было однородно. Мы были солидарны друг с другом. Конечно, зарплата этой женщины была в полтора – два раза меньше моей.

В общем, и дорогу и воду на дачи провели.

 Мой дачный участок находится на самом высоком месте массива. С него открывается вид на лесные дали. На дачу мы с детьми ходили с удовольствием и во время обустройства, и когда там бушевала растительность, не всегда нами посаженая.

Для укрытия от дождя и от солнца, я занялся строительством.

5 упаковочных ящиков, в которых перевозятся пианино, я купил в нашем магазине культтоваров, (в те годы много таких музыкальных инструментов покупали, и магазин культтоваров был на Управе), кучу вагонных стоек – это бревнышки, которыми огораживают железнодорожную платформу при перевозке бревен, и срезок – это отходы при разделке леса, я купил в ДОКе. Из этого упаковочного материала и отходов я построил бунгало – закрытое помещение площадью 8 кв.м. и крыша – веранда 30 кв.м. с земляным полом. Обустраивать дачу и строить мне очень помог Радимир, на фотографии идут на дачу – его сын Леня, Таня и Егор.

В поисках оригинального архитектурного исполнения своего бунгало, я нарисовал много вариантов сооружения, пока не пришел к форме «бабочки». На соседей это не произвело впечатления – сарай и сарай, только много позже они оценили удачность конструкции.

Мы с удовольствием купались в баке 1х1х2 метр. На дне бака был ил, ржавчина, опавшие листья. Я просил детей дать мне первому окунуться и насладиться. Потом в бак бросались они, и брызги летели «на всю дачу», со дна поднималась муть, и на все окрестные дачи раздавался смех и визг. Риту мы чистой водой поливали из лейки.

На дачу и домой с дачи шли лесом (4км.). По дороге слушали птиц, и дома, ставя на проигрыватель пластинки с записями пения птиц (у меня 4 пластинки), пытались определить, кто пел. Срывали ветки, и дома по изданному «Просвещением» определителю пытались определить, что это за дерево или куст. Плохо у нас получалось, но было интересно.

 По дороге домой собирали грибы (подосиновики), и большей частью на «жареху» набирали. Нам нравились эти прогулки. Как-то, помню, перед уходом с дачи Таня говорит: «Пошли скорей, а то кто-нибудь пригласит на машине ехать».

Урожаи на нашей даче колебались в зависимости от обстоятельств.

Подходим мы с дачи к своему подъезду, и сидящие на скамеечке женщины спрашивают: «Ну, как, Егор, много клубники набрали?» И Егор вполне серьезно говорит: «Много, целую банку» (полулитровую), это когда люди ведрами носят. А для нас банка – это, в понятии Егора, много.

Иногда и трех литровый бидон клубники могли набрать, а огурцов иногда столько набирали, что друзьям раздавали. Помидоры были. Черная, белая и красная смородина, малина, крыжовник, яблоки – всего этого вначале понемногу было, а потом и на вино и на консервирование хватало. Мама принципиально на даче ни разу не была, чтобы не ввязаться.

 Дача для нас была местом отдыха, она нас никак не связывала. Иногда в самый разгар лета, когда только начинала поспевать клубника, мы бросали дачу и уезжали в отпуск.

Я только на время походов уходил от детей. Все остальное время со дня их рождения я проводил с ними.