Весь Красноглинский район, состоящий в то время из трех поселков: Красная Глинка, Мехзавод и Управленческий, расположен в лесу. Этот лес от Сока до города разбит на кварталы. Контора лесничества или лесхоза на Управленческом. До 90-х годов осуществлялось грамотное лесопользование, и проводились регулярные поквартальные рубки леса. Крупные стволы на Горелом хуторе разделывали на доски, а из маломерных стволиков вытачивали пробки для деревянных пивных бочек и кругляшки для крепления на оштукатуренных стенах выключателей и розеток. С липовых стволов сдирали кору и мочили ее, чтобы отстал луб, из которого шили мочалки. Озеро недалеко от Управы так и называется «Мочальное». Я еще застал липовую кору, опущенную с берега в воду. Господи, как недавно это еще было: амональный склад, мочальное озеро, липовая кора в воде у берега и мочалки из коры липы, которыми мы мылись. Это был основной вид мочалок.
Какое-то время городок был закрытым. У гаража, на ответвлении Красноглинского шоссе в городок, стоял шлагбаум. Это место долго называлось: «у шлагбаума». Во время войны на заводе производили вооружение, вроде бы минометы или мины для них.
Пеленой забвения покрылось военное прошлое городка.
(Писал я это давно, а в 2011 году вышла подробная книга С.А.Ильинского – «Управленческий», написанная по архивным материалам, а я пишу о том, что сам видел или слышал, поэтому возможны разногласия).
Березовую рощу посадили военные курсанты. В лесу недалеко от городка я застал еще следы кладбища военнопленных, куда студенты мединститута – ровесники моих детей, ходили добывать кости (черепа) для изучения анатомии. Могилки были очень мелкие. Небольшой холмик и под ним кости. Крестиков на могилках давно уже не было. Несколько десятилетий тому назад (возможно в 1955 году в связи с визитом в СССР Аденауэра) возник вариант посещения этого кладбища немцами и вокруг него возвели маленький (примерно полметра) заборчик. Позже я уже на него не натыкался, когда ходил по грибы. Сейчас и с той, и с другой стороны идет шум о том, что надо реанимировать старые захоронения. Не надо. Не надо будить шовинизм ни с той, ни с другой стороны. Ни с той, ни с другой!
Наташа Иванова (в замужестве Кутумова) рассказывает, что мимо их огорода пленных немцев под конвоем с собаками водили на работу. Так дети (Наташе в ту пору было 7 лет) дергали на своих огородах морковку и, стараясь быть подальше от собак, давали в руки эту морковку крайним в колоне немцам. Ни родители, ни конвоиры этому не мешали!!! Пленные были живыми людьми. Голодными. Их было жалко. Читал я так же и о расконвоированных немцах, которые на берегу Волги работали без конвоя, а в свободное время на базаре приторговывали сделанными в лагере поделками. Читал я в местной газете воспоминание об том времени, автора, который был тогда мальчишкой, что они с отцом что-то делали на берегу Волги, и у них из-за недостатка сил, что-то не получалось, Идущие мимо работающие на берегу расконвоированные немцы им помогли.
Люди к людям относятся по-людски.
Вся склока, которая идет сейчас по поводу перемещения или сохранения захоронений и памятников, поднимаемая и с той, и с другой стороны, ведет только к отчуждению народов, к реанимации вражды. Кто-то это считает нужным подогревать, чтобы, проявляя заботу о костях, было легче управлять живыми, и посылать людей на новые полигоны смерти.
Нашим друзьям – Ольге Лиоренцевич пришло сообщение, что найдено место гибели её отца. В лесных, заболоченных дебрях смоленского края поисковиком энтузиастом Андреем Мясниковым был обнаружен окопчик с двумя останками. При одном из них был полусгнивший медальончик, по которому определили, что принадлежит он Георгию Николаевичу Лиоренцевичу. Косточки собрали и положили в гробы. Его детям пришло приглашение на торжественное перезахоронение. Теперь, вспоминая отца, его дети представляют себе место его гибели и его могилу.
Более полувека тому назад, там шли жестокие бои, высотки переходили из рук в руки, погибшие оставались на месте гибели на чужой стороне. За прошедшее время на месте боев вырос лес, и в этом лесу Андрей нашел пропавших без вести, но нашелся медальончик Георгия Николаевича, и он, хоть и через 55 лет, вышел из безвестности, а его товарищ так и ушел в неизвестность.
Обуянная чувствами Ольга написала отцу письмо, она рассказала не только о себе, но и о его внуках и даже правнуках, все подробно ей хотелось ему поведать, взрыв эмоций стихийно вылился в стихо творение – с её разрешения привожу это письмо целиком.
Отец, прошло так много лет, и вот теперь Твой знаем след…
Ты честно прожил жизнь свою – нас защищая, пал в бою.
И мы хотим держать ответ: Тебя достойны, или нет?
Когда тебя на сборы взяли, мы рано утром крепко спали,
Вся голоштанная команда: Евгений, Ольга, Александра.
Была война, но мы в Сибири не сытно, но спокойно жили.
Потом была УРА! Победа, но след твой затерялся где-то.
Мы ждали, верили, писали и в Беларусь переезжали.
Потом нас жизнь поразбросала, хлебнули трудностей немало.
Учились в школе – всем нам дали по окончании медали.
И, жаждой знания влекомы, мы получили все дипломы.
Так, двое старшеньких, к примеру, прошли свой путь, как инженеры:
Коль в космос спутники летели – мы к ним касательство имели,
Взмывали в небо самолеты – мы в этом понимали что-то.
А младшая людей лечила, и в это душу всю вложила.
(Когда Ты на войну ушел, она пешком пошла под стол.)
Мы все имеем, без сомненья, всегда почет и уваженье,
Богатства мы не наживали, мы лишь друзьями обрастали.
Мы жили, веря и любя… пять внуков, Папка, у тебя.
Марина – внучка, видит Бог, и по призванью педагог,
И, на себе не ставя точек, взрастила сына и двух дочек.
Георгий – внук – другим в пример, сверхэрудит и инженер.
У Гоши руки золотые, такими славится Россия.
И уверяет нас молва: под стать рукам и голова.
Внук Алексей в Москве врачует и трех защитников годует.
Он свой досуг проводит ярко – в порогах водных на байдарке.
Он сам построил себе дом – пусть будет долго счастлив в нем.
Внук Михаил что натворил! В Берлине дочку народил.
Был летчиком, стал бизнесменом. Пусть будет счастлив непременно!
А меж Россией и Германией всегда пусть будет понимание.
Внук Глеб погиб во цвете лет, но он в душе оставил след.
Наверно встретились вы с ним, а мы… вас помним и скорбим.
Давно в Самаре Мама спит, березка сон её хранит…
Но – арифметика такая – сейчас мы правнуков считаем.
Здесь Софья, Анна и Ариша. Здесь Клер – подарочек от Миши.
Никита, Яков и Роман, Данилка – школьник – меломан.
Четыре правнучки уже в своем имеешь багаже.
Четыре правнука – героя, и все нам нравятся не скроем!
Нет у тебя ветвей плохих, спокоен можешь быть за них.
И дерево твое растет, и зеленеет, и цветет!
Пора уже сказать, кажись: спасибо, Папочка, за жизнь!
Мы все дружны. Одна команда: Евгений, Ольга, Александра.
Рассказывая в письме о потомках Георгия Николаевича – о его детях, внуках и правнуках, Ольга рассказывает и о нашей стране, о том, как, приложив старания, дети фронтовой вдовы имели возможность получить образование и достойно продолжить его родословную.
А я только что сказал, что не надо реанимировать старые захоронения, что это будит шовинизм. Жизнь противоречива. В потомках Георгия Николаевича перезахоронение его останков шовинизм не возбудило, а души обласкало и облагородило.
Склоку поднимают, и шовинизм будят руководители государств. Особенно это касается захоронений по горячим следам на площадях освобожденных городов. Конечно, хоронить людей на чужой городской площади – это как поставить веху своего присутствия. Памятники можно ставить где угодно, а вот хоронить следует на кладбище. Но что сделано, то сделано, и это уже не вехи, а памятники истории. Тем более что это сделано по горячим следам, как реакция на только что прошедшие битвы.
Я знаю только три места, где захоронения на городской площади исторически оправданы – это Марсово поле в Петрограде, как веха свержения самодержавия, Красная площадь в Москве, как веха Великого эксперимента, и центр Берлина, как веха конца Мировых войн. Это я знаю только три места.