Приближались майские праздники, уже отметили 8-е Марта, Пасху и вот теперь 1-е Мая. Пошли разговоры, что к 1-му Маю возьмут Берлин.
Сейчас, спустя более полувека, я думаю, вернее, вижу, понимаю, возмущаюсь и сострадаю. Какое это было жуткое преступление – брать Берлин к празднику!!! Берлин окружен. Где будут стоять после победы наши войска и войска союзников, давно договорились Бей, добивай из пушек, из Катюш, бросай с самолетов многотонные бомбы, но не дай убить ни одного нашего солдата, которому довелось дойти до Берлина. Не лишай еще сотни, тысячи, сотни тысяч семей мужей, отцов, сыновей.
А тогда об этом не думали, хотелось радости, хотелось поскорей Победы.
Но, ведь в Политбюро были не мальчишки и не рядовые обыватели, которые не могли соизмерить результат с ценой, но правители, видно, мыслили другими категориями, а народ считали быдлом. Задержка на финише могла обернуться пессимизмом населения: «Что уж они там?». А предстояло еще восстановление страны. Надо было сохранить победный дух народа – «все преодолеем», и посчитали, видно, они, что горем сотен тысяч семей можно заплатить за радость миллионов. Не догадались, что ли они, что наша пропаганда могла быстро объяснить народу, что к чему, и представить Верховного радетелем о жизни Советских людей. Или не посчитали нужным, – самим, как мальчишкам, хотелось подарка к празднику?
И маршалы бросали солдат пачками. Только за один Кенигсберг бросили в братские могилы до ста тысяч, хотя исход войны был уже определен. Понятна спешка в Будапешт, Вену, Прагу – под лозунгом освобождения от фашизма, мы уже в рамках Великого Эксперимента вершили Мировую Пролетарскую революцию. Но, Германию уже в Ялте поделили на зоны оккупации. Союзники с радостью согласились с пожеланием Сталина, чтобы Берлин брали мы.
Впрочем, подлостей по отношению к народу много было со всех сторон. После оккупации Польши немцами, польское правительство перебралось в Лондон и оттуда руководило польским сопротивлением, создав в тылу у немцев боевые отряды. А после того, как немцы напали на нас, то и мы у себя организовали польскую армию, которая участвовала в боях. Когда наши войска подошли к Варшаве и были уже на берегу Вислы, лондонское польское правительство подняло в Варшаве восстание, только для того, чтобы к приходу в Варшаву наших войск, там уже было представлено это правительство – нам это было совсем не нужно, у нас уже было заготовлено свое польское правительство. Ведь не ради помощи нашим войскам было поднято это восстание. Немцы подавили его. И не имеет значения, были ли наши войска к тому времени готовы форсировать Вислу, или не были готовы, гибель польских патриотов ради политики – на совести Лондона.
Мы с Костей 1-го Мая отметили, как могли и, будучи заметно хмельным, я чернилами нарисовал на руке от локтя до кисти нефтяную вышку. Мне это казалось так красиво, так романтично. За пояс я и Костя воткнули, подражая Маяковскому, по редиске корнем вверх и пошли гулять. И надо же так случиться, что нам встретился завуч техникума. Остановился, поговорил, ни слова не сказав, ни по поводу нашего полупьяного состояния, ни по поводу вышки, ни по поводу редиски. Как талантливый педагог, он своим разговором как бы успокоил нас, притушил наше возбуждение. А мог бы возбудить, если бы выговаривал, а, возбудившись, пошли бы мы искать возможности добавить.
Свободное копирование
