Отец, после того, как продали корову, сразу поехал в Архангельск. Мама вернулась одна. Через некоторое время из колхоза в Зырянку шел обоз с зерном, и мы с мамой поехали оформлять дорожные документы. Мне надо было сняться с военного учета. Я в обозе ехал в качестве рабочего извозчика. Ехали с одной промежуточной ночевкой. Доехали благополучно, только в Зырянке недалеко от школы у меня порвался постромок, которым оглобля привязана к саням, и я голыми руками на морозе ладил новое крепление, а в школе в это время прозвенел звонок на перемену. Выскочили дети, среди них были и моего возраста, и стали бросать снежки, кататься с горки. Шум, смех, визг. Ох, как мне захотелось учиться, не школьником быть, а именно учиться: слушать учителя, отвечать!
В правлении колхоза, в день перед нашим отъездом к Бичам, мне сказали, что за лошадью надо идти на полевой стан. И я пошел. Пришел, а там говорят: «Да, что, – мол, – они там не знают, что на стане нет нужной для этого лошади?»
Я пошел обратно. Я был абсолютно доверчив. Я без сомнения принял, что они действительно не знали об этом. И только сейчас, через 60 лет меня иногда посещают сомнения, и вот только сейчас и об этом случае подумал: а, может, это была озлобленная, не злая, а озлобленная жизнью шутка: – «ишь, уезжают», хотя за все время жизни в колхозе я ни разу не чувствовал недоброжелательства
Зимний день короткий, когда я подходил к деревне, уже темнело. На моем пути перед деревней, через лог от деревни, был скотный двор, у которого пошаливали волки. Я миновал последний околок перед полем, за которым чуть пониже должен быть скотный двор, и увидел, что по дороге навстречу мне, со стороны скотного двора движется что-то темное. Волк?
На всю жизнь осталось в памяти это чувство: «Пошел навстречу…» Гибели? Угрозе? Риску? Чему-то…. Увидев это что-то, я замедлил шаг, потом в мыслях пронеслось осознание, что бежать некуда, и я пошел навстречу. Страха не было, была мысль: «Что дальше…» и в это время я услышал: «Скрип, скрип…» Сани! Это сани, это не волк.
В деревне одумались и всполошились: куда послали на ночь глядя? А мало ли волки? И послали за мной сани.
Через день, мы на двух розвальнях выехали в город Мариинск. Когда мы стали паковать тюки в обратную дорогу, наша бабушка «попросила» хозяев помочь нам, чтобы они видели, что мы «богатств» обратно не везем – из Сибири мы везли только постельные принадлежности и минимум одежды. Валик впоследствии переписывался с Васей и тот ему писал, что холеную дамочку, когда она уезжала из Беловодовки, в дороге пошерстили, и золотишко нашли – мудрая у нас была бабушка.
В колхозе мне (Камоцкому Эдику Телесфоровичу) выдали справку о том, что я в 1943 году выработал 185,8 трудодня (при норме не менее 150). Через 50 лет мне не дали удостоверения труженика тыла, т.к. в справке не указано, или того, что я работал весь год, или конкретно – с какого по какое число (вроде, с продолжительностью не менее 6 месяцев, не помню точно), а как ты работал, и заработал ли хотя бы один трудодень, не имело значения. На сколько, председатель колхоза Андреев был умней Матвиенко, которая курировала этот вопрос.
Свободное копирование
