Эшелон.
Эшелонный быт – это особые нормы поведения и особый уклад. Сформирован эшелон из товарных вагонов с нарами. Мы расположились в переднем правом углу по ходу поезда. Я и Валик расположились на нарах, бабушка с мамой внизу на тюках.
От фронта нас отвезли быстро, чтобы не мешались, а дальше эшелон пускали в «окна» – ехали почти 2 месяца.
Поезд мог мчаться много часов подряд, минуя без остановок населенные пункты. Кому было невтерпеж – оправлялись на ходу, выставляя в дверь то, чем оправлялись. Если останавливались после долгой езды на перегоне, то все, кто терпел, выскакивали и садились вдоль полотна. Впрочем, в поезде практически не было мужчин. Были женщины и дети, ну а тем редким мужчинам, которые были, немощь, освободившая их от фронта, позволяла быть незамечаемыми.
На станциях не любили эшелоны с эвакуируемыми, потому что, если перед станцией долго ехали, то на станции некогда было искать туалет, да еще, чего доброго, стоять в очереди. Садились между вагонами. Я слышал сетование станционных рабочих: «Как прибудет эшелон с эвакуируемыми, так всю станцию «засерут».
В цепочке обмена веществ так же не регулярно и непредсказуемо было и первое звено – потребление.
Были базовые станции, где кормили и выдавали продукты. На эвакоудостоверении сохранились (не выцвели) некоторые отметки о получении продуктов. Сохранилась отметка о выдаче обеда и сухого пайка на два дня. По воспоминаниям Валика, на станциях, где было организовано питание, в кастрюлю накладывали кашу, был и суп иногда, сухим пайком выдавали сахар или конфеты, хлеб, селедку, топленое масло, маргарин, бывала даже тушенка.
На станциях бегали за кипятком. Но важнейшее значение имело самообеспечение и приготовление пищи. Что-то получали, что-то меняли, что-то воровали.
Если эшелон останавливался на перегоне между станциями рядом с картофельным полем, то находилось несколько человек, которые выходили на поле и рылись под кустом (подкапывали), надеясь нащупать более-менее крупный клубень. Кусты не вырывали, и все равно, хорошо если это было колхозное или совхозное поле, а если это был огородик железнодорожной рабочей, то была у нее причина сокрушаться и проклинать этих эвакуированных.
К счастью вероятность того, что больше одного эшелона за лето остановятся в одном месте, мала, и поля после нас на вид оставались не разоренными.
Варили на остановках в чистом поле и на малолюдных разъездах. Варили на маленьких костерках между двумя кирпичами.
Вот остановился поезд. Оправились, и начинает народ соображать – на долго ли остановились. По каким-то приметам решают – надолго. И все, кто запасся всем необходимым: кирпичами, дровами, котелками, продуктами, и есть вода, начинают готовить варево. Но, бывает, и часто, что ошибаются. Поезд дает гудок, и все хватают свои горячие котелки, горячие кирпичи, заливают огонь, хватают обугленные дымящие дрова и бегут к своему вагону. Поезд очень медленно трогается, и посадка продолжается на ходу с насыпи, друг другу помогают, друг друга подсаживают. Надо обязательно в свой вагон, потому что неизвестно, сколько поезд будет идти без остановки.
В.Астафьев рассказывает, что когда он работал на железнодорожной станции в Сибири, зимой в сильный мороз к ним на станцию пришел эшелон, который долго шел без остановок. Вагоны не были переоборудованы под теплушки, т.е. в них не были установлены печурки и в вагоне, который велели им разгрузить, были только оледеневшие трупы.
Ощущение тыла пришло на подходе к Уралу. Появились встречные и обгоняющие нас составы, которые вели паровозы ФД. Громадный котел, маленькая труба, чтобы вписаться в габариты мостов и восемь пар ведущих колес. Эти паровозы водили составы через Уральский хребет. Уханье эжектирующего пара из трубы, чтобы увеличить тягу в котле. Ух, Ух, Ух, вызывало ощущение силы.
Немцы еще наступали, а здесь уже чувствовалось дыхание грядущей победы. От этого паровоза прямо исходило сияние и поступь мощности. Ни бомбежек, ни обстрелов, ни затемнения, мощные паровозы и уже варится броня танков для Сталинградской битвы.
В Тюмени дали возможность сходить на базар. Деревянный город, по улицам жидкая грязь, вдоль улиц деревянные тротуары. Тюмень старейший сибирский город. Вероятно, есть в нем памятники истории, и в дополнение к ним в тупичке рядом со станцией оставлен в качестве экспоната паровозик. Пройдет тридцать лет, и по Великой сибирской магистрали побегут электровозы, а тюменская детвора будет иметь возможность посмотреть на настоящий паровоз.
Свободное копирование
