Примерно в пяти–шести летнем возрасте по неизвестной мне причине меня отвезли на несколько зимних месяцев в семью дяди Фёдора, проживавшую в селении Шугаиха. Я оказался в их семье единственным мальчишкой, и дядя Фёдор оторвался на мне по полной. Во-первых, он научил меня работать топором, но главное, у него я освоил в совершенстве ненормативную лексику. Когда меня привезли обратно домой, у меня почти половина слов была нецензурной. Родители были в шоке, тем более, что ни отец, ни мать никогда таких слов не употребляли. Мой строгий отец быстро исправил положение, не прибегая к каким-либо наказаниям, сказав: «Чтобы я больше этого не слышал». С тех пор я никогда вслух нецензурно не выражался. Таким же образом он меня отучил в шестилетнем возрасте и от попытки закурить, за что я на всю жизнь ему благодарен.
Из имевшихся у нас домашних животных запомнилась хулиганистая корова чёрной масти с белыми проплешинами по имени Пёстрая и белошёрстная овца романовской породы по прозвищу Белая. Обе были по своему необычными. Пестрая отличалась очень высокими удоями, и, видимо, обилие молока распирало вымя, и она не могла дотерпеть до возвращения стада домой вечером. Где-то в полдень она убегала домой из стада, перепрыгивая или поддевая рогами любые загородки и лучше было не попадаться у неё на пути. Нужно было её подоить, и тогда она самостоятельно возвращалась в стадо. К сожалению, пришлось её продать по требованию хозяев животных, пострадавших от её рогов, а также из-за разрушенных загородок и вытоптанных насаждений. Овца Белая отличалась большой плодовитостью и приносила за один окот до 6 ягнят, тогда как обычные овцы приносили от 2 до 4 ягнят. Но у неё был свой бзик: из каждого приплода (а это происходило, как правило, зимой) она отталкивала от себя и не допускала до кормления одного из ягнят, и он нередко погибал от голода и холода.
Уровень жизни нашей семьи перед войной был, по моему мнению, несколько выше среднего по отношению к другим семьям деревни: отец получал денежную оплату и ещё прилично подрабатывал, мама работала в колхозе, это позволило материально поддерживать старшего сына, который учился в Ленинграде. Что касается питания, то перед войной, по моему мнению, в деревне никто не голодал, хотя еда была простой, без каких-либо изысков.
Читать я научился рано, ещё до школы. В деревне, как мне помнится, я считался очень развитым мальчишкой, звали меня чаще всего почему-то Шурочкой, родителям говорили, что у меня не голова, а Дом Советов. Я подозреваю, что большую роль играло то, что мой брат Павел был единственным из деревни, кто учился в институте, поэтому только у нас из всей деревни была личная библиотека, многие книги из которой я прочитал в раннем детском возрасте. Помню роскошное издание избранных произведений А.С.Пушкина. У нас были не только художественные книги. Запомнилась книга академика Тарле «Наполеон». До сих пор помню фразу из неё: «Самой знаменитой жертвой был маршал Ней». Она относилась к периоду наказаний Наполеона и его высших офицеров после поражения его армии под Ватерлоо. Кстати, Наполеону Бонапарту принадлежит выражение, которым недурно бы пользоваться не только военным, но и лицам многих других профессий: «Надо говорить не так, чтобы тебя поняли, а так, чтобы иначе понять было невозможно». В доме у нас были географические атласы и карты; на карте Финляндии, например, я отмечал ход боёв во время финской войны и рассказывал о ходе этой войны жителям деревни. Мне было тогда семь-восемь лет.
