Я часто бывал, после возвращения Грина из ссылки, у него на квартире и, восхищаясь его талантом, пытался всячески удерживать его от пьянства и охранять во время скитаний по кабакам от неприятностей, в которые он попадал. Под влиянием алкоголя у него совершенно атрофировалось чувство элементарной стыдливости, он мог попросить взаймы у незнакомого официанта в ресторане, у редакционного швейцара, у первого встречного.
Как-то мы встретились с ним в конторе "Нивы", у швейцара которой он пользовался широким кредитом, возвращая долг почти в двойном размере. Я получил около ста рублей за рассказ, Грин — двести за повесть "Великий лес". Выйдя из редакции, мы зашли в ресторан Черепенникова на Литейном пообедать. Когда мы уселись за столик, Грин заметил сидевшего неподалеку от нас писателя Сергея Соломина, печатавшего в то время в "Синем журнале" фантастический роман "Под стеклянным колпаком". Грин направился к нему и попросил у него пять рублей взаймы.
— Пять — не могу. Три — могу! — сказал Соломин.
— Давай три!
Грин взял три рубля и вернулся к нашему столику.
— Александр Степанович, как тебе не стыдно! — возмутился я. — Ведь у тебя есть двести рублей!
— Двести три рубля лучше, чем ровно двести! — сентенциозно ответил тот, усаживаясь за столик.
Нехорошую штуку сыграл он с Андрусоном.
Как-то весной Андрусон с большим трудом достал двести рублей и собрался ехать в Крым в санаторий подлечиться. Помог ему Литфонд и присяжный поверенный Волькенштейн.
Накануне отъезда к нему явился Грин.
— Уезжаешь, Леонид? Надо бы по этому случаю выпить.
— У меня нет ни копейки! — сердито отрубил Андрусон. — То есть, нет свободных. Есть целых двести рублей, но они мне нужны на поездку.
— Идем! Я угощаю!
Зашли в дешевый ресторан Федорова, выпили солидный графин водки и закусили. Грин расплатился и предложил:
— Едем в "Буфф"! Я угощаю!
В летнем шантане к ним присоединилась моментально толпа прихлебателей; заняли отдельный кабинет. Распоряжался Грин. Он разошелся вовсю. После водки на столе появились коньяк и шампанское. Позвали цыган. Кутеж продолжался до утра. Когда подали счет — что-то около двухсот рублей, — Грин спокойно сказал Андрусону:
— Леонид, заплати!
— Постой! — возмутился тот, — как это "заплати"? Ведь ты говорил, ты угощаешь?
— Мало ли что говорил! Сейчас у меня ни сантима. Но, слово честного индейца, — сегодня же в десять часов утра буду у тебя и принесу двести рублей. У Веры Павловны есть деньги.
Андрусон, скрепя сердце, заплатил. Ровно в десять часов Грин действительно явился к нему и заявил:
— Вот я. Денег не достал. Делай со мной что хочешь. Отдам, когда достану.
Добродушный Андрусон свирепо выругался и пытался даже побить коварного приятеля, но, в конце концов, махнул рукой, кое-как раздобыл денег и уехал.
Когда он вернулся, Грин встретился с ним, как ни в чем не бывало. Андрусон уже забыл обиду. Через несколько месяцев, в течение которых они частенько встречались и выпивали, Грин зашел к нему и спросил:
— Леонид, помнишь "Буфф"? Сколько я тебе должен?
— Я заплатил около двухсот рублей! — хмуро отозвался Андрусон.
— Хочешь получить сорок рублей и не иметь ко мне никаких претензий?
— Давай деньги!
Получив сорок рублей, Андрусон весело проговорил:
— Дурак ты, Александр! Мог бы не отдавать ни копейки, я уже про них забыл! Да и пили мы вместе! Пойдем, по этому случаю, выпьем!
