5. Богема
Ловкий делец Николай Архипов-Бенштейн начал издавать "Новый журнал для всех" и журнал "Новая жизнь". Первым редактором у него был Владимир Александрович Поссе, но проработал он недолго. Архипов стал сам редактировать свои журналы. Секретарем он пригласил поэта Леонида Ивановича Андрусона, бывшего когда-то секретарем миролюбовского "Журнала для всех".
Еще при Поссе я понес стихи в "Новый журнал для всех". На секретарском месте сидел небольшого роста широкоплечий блондин с белокурой бородкой, в потертом сером пиджаке. Его светлые глаза из-за стекол пенсне в металлической оправе смотрели на меня строго и хмуро. Когда он встал, я заметил его хромоту: левая нога его была разбита параличом. Это был известный в свое время поэт Андрусон, недавно выпустивший книжку нежных лирических стихов под названием "Сказка любви". Через несколько дней я встретил его в "Кафе де Пари". Кафе это помещалось в большом, чуть ли не в километр длиной, подвале под Пассажем. От входа между мраморными столиками узкий проход вел к огромному, во всю стену, зеркалу между дамской и мужской уборными. Зеркало необычайно увеличивало перспективу и проход казался бесконечным. В боковых стенах кафе, дальше от прохода, виднелись ниши с десятком столиков. Днем кафе пустовало, в него забегали лишь случайные посетители выпить на скорую руку стакан чаю, зато в сумерки к его дверям спешили посетители постоянные — толпы накрашенных и набеленных женщин в кричащих нарядах. Они занимали столики, разгуливали в проходе и чувствовали здесь себя как дома. В сумерках же сюда тянулись и вереницы одиноких мужчин — студентов, приказчиков, переодетых гимназистов и кадетов... Это была самая крупная биржа, где происходила самая беззастенчивая торговля женским телом. У входа в кафе стоял здоровенный швейцар в расшитой галунами ливрее и фуражке с галунным околышем. Про него рассказывали, что он нажил большое состояние, получая от проституток чаевые за разные услуги и снабжая их деньгами под невероятно высокие проценты. У него было два каменных дома и не один десяток тысяч в банке.
Кафе закрывалось в час ночи, и публика отправлялась в открытые до трех часов ночи рестораны.
В этом-то кафе я и встретил Андрусона после знакомства с ним в редакции. Он сидел одиноко за стаканом крепкого, как деготь, чая и, увидев меня, сделал приглашающий жест. Мы разговорились. Здесь он ничем не напоминал сурового секретаря, каким я его впервые видел в редакции. Светлые глаза его излучали добродушие, оказался он даже разговорчивым. Восторженно рассказывал мне о редакторе "Журнала для всех" Викторе Сергеевиче Миролюбове, о его поразительном редакторском чутье.
— Бывало, принесет начинающий писатель рассказ, Виктор Сергеевич прочитает и скажет: "Для нашего журнала ваш рассказ не подходит, но я советую вам дать его в "Современный мир" или "Русское богатство", — там возьмут". И никогда не ошибался!
От Андрусона же я услыхал интересную историю возникновения этого популярного когда-то журнала. Распрощавшись навсегда с карьерой певца, Миролюбов задумал издавать дешевый, рублевый, литературно-общественный журнал, но денег у него не было. Недолго думая, он отправился к известному меценату — миллионеру, князю, и, добившись приема, заявил ему:
— Я прошу вас уделить двадцать минут, в течение которых прошу меня не прерывать, какими бы мои слова ни показались вам странными.
Меценат согласился. Что говорил ему Миролюбов, неизвестно, но через двадцать минут меценат молча подписал чек на крупную сумму и вручил его посетителю.
Изредка Андрусон переписывался с Миролюбовым, проживавшим за границей, и вспоминал о нем с искренним, восторженным уважением. Архипова же поругивал за присвоение марки журнала, хотя и согласился у него секретарствовать. Впрочем, проработал он секретарем месяца два.
С этого вечера мы с Андрусоном почти ежедневно вместе бывали в кафе и ресторанах. Он не любил фешенебельных кабаков, предпочитая им третьеразрядные.
— Пиво и водка везде одинаковы на вкус, публика в дешевых кабаках интереснее, а всё дешевле, — говорил он.
Часто к нам присоединялся поэт Яков Годин, щуплый, большеротый паренек, напоминавший почему-то галчонка. В Театральном клубе в одной из шедших ежедневно одноактных пьес в середине действия актер возглашал:
— Пусть родится Яков Годин!
Как я слышал, Годин каждый вечер отправлялся в клуб, благо туда его пускали бесплатно, досиживал до этого возгласа, горделивым взором окидывал публику и с блаженной ухмылкой уходил восвояси. Интересна его дальнейшая судьба. Во время империалистической войны он как-то летом попал в деревню, влюбился в крестьянскую девушку, женился на ней и вскоре из хилого парня превратился в здоровенного, мускулистого крестьянина. Он дружил с Андрусоном и считал его своим учителем.
