21 августа. Понедельник.
Взята.
Мы отходим на линию Чудского озера - Псков. Очень хорошо. Правительство отнеслось к этому фаталистически-вяло. Ожидали, мол.
Город не разобрать. Что - он? Очевидно, нет воображения. На Выборгской заходили большевики с плакатами: "немедленный мир!" Все значит, идет последовательно. Дальше.
Была у К. (погода летняя, жаркая). Сидит сычом Вол. Зензинов, обложенный газетами (своими; другие, ведь, честный и умный "День", например, - "не имеют никакого влияния").
Никнет аскетическим профилем; недоумело:
- Вот, Ригу взяли...
- Ну, так вам что? - резко говорю я. - А вы спешите пользоваться "влиянием", идите на Выборгскую требовать немедленного мира с немедленной землей.
Пошла оттуда обедать на Фурштадскую, запуталась в казарменных переулках; они страшны даже: грязь, мусор, разваленные кучи "гарнизона", толстомордые солдаты на панели и подоконниках, семечки, гогот и гармоника. Какая тебе еще Рига! Мы не "империалисты", чтоб о Риге думать. Погуляем и здесь. А потом домой, чтоб "землицу"...
Сейчас (поздно вечером) мне звонил Л. Говорил, что оказал весьма сильное давление на Керенского в том смысле, чтоб передать Савинкову и военное, и морское министерство. (К Борису за эти дни несколько раз заезжал Керенский; подолгу говорил с ним).
Далее Л. сообщил, что, для подкрепления, он еще пишет об этом же Керенскому письмо. Я посоветовала краткость и определенность.
Ах, все это, все это - поздно! Опять, как вечно у нас: "рано! рано!" до тех пор, пока делается: "поздно".
Все согласны, что революция у нас произошла не вовремя. Но одни говорят, что "рано", другие, что "поздно". Я, конечно, говорю - "поздно". Увы, да, поздно. Хорошо, если не "слишком", а только "немного" поздно.
Царя увезли в Тобольск (наш Макаров, П. М., его и вез). Не "гидры" ли боятся, (главное и, кажется, единственное занятие которой - "подымать голову")? Но сами-то гидры бывают разные.
Штюрмер умер в больнице? Несчастный "царедворец". Помню его ярославским губернатором. Как он гордился своими предками, книгой царственных автографов, дедовскими масонскими знаками. Как он был "очарователен" с нами и... с Иоанном Кронштадтским! Какие обеды задавал!
Стыдно сказать - нельзя умолчать: прежде во дворцах жили все-таки воспитанные люди. Даже присяжный поверенный Керенский не удержался в пределах такта. А уж о немытом Чернове не стоит и говорить.
Отчего свобода, такая сама по себе прекрасная, так безобразит людей? И неужели это уродство обязательно?