22 марта. Среда.
Солдаты буйствовали в Петропавловске, ворвались к заключенным министрам, выбросили у них подушки и одеяла. Тревожно и в Царском. Керенский сам ездил туда арестовывать Вырубову, - спасая ее от возможного самосуда?
Но вот нечто хуже: у нас прорыв на Стоходе. Тяжелые потери. Общее отношение к этому - еще не разобрать. А ведь это начинается экзамен революции.
Еще хуже: правительство о войне молчит.
Сытин, на днях, по-сытински цинично и по-мужицки вкусно, толковал нам, что никогда вятский мужик на фронте не усидит, коли прослышал, что дома будут делить "землю". Улыбаясь, суживая глаза, успокаивал: "ну, что же, у нас есть Волга, Сибирь... эка если Питер возьмут!"
Сегодня был А. Блок. С фронта приехал (он там в Земсоюзе, что ли). Говорит, там тускло. Радости революционной не ощущается. Будни войны невыносимы. (В начале-то на войну, как на "праздник" смотрел, прямо ужасал меня: "весело"! Абсолютно ни в чем он никогда не отдает себе отчета, не может. Хочет ли?). Сейчас растерян. Спрашивает беспомощно: "что же мне теперь делать, чтобы послужить демократии?"
Союзные посольства в тревоге: и Стоход, - и фабрики до сих пор не работают.
Лучше бы подумали, что нет декларации правительственной до сих пор. И боюсь, что пр-во терроризировано союзниками в этом отношении. О, Господи! Не понимают они, на свою голову, нашего момента.
Потому что не понимают нас. Не взглянули вовремя со вниманием. Что теперь!
Свободное копирование
