8 Марта. Среда.
Сегодня, как будто, легче. С фронта известия разноречивые, но есть и благоприятные. Советские "Известия" не дурного тона. Правда, есть и такие факты: захватным правом эсдеки издали № Сельского Вестника, где объявили о конфискации земли, и сегодня уже есть серьезные слухи об аграрных беспорядках в Новгородской губернии.
В типографии "Копейки" Бонч-Бруевич наставил пулеметов и объявил "осадное положение". Несчастная "Копейка" изнемогает. Да, если в таких условиях будут выходить "Известия", и под Бончем, то добра не жди. Бонч-Бруевич определенный дурак, но притом упрямый и подколодный.
Ораниенбаумский дворец как-будто и не горел, как будто это лишь паника Макарова и Карташева.
Бывают моменты дела, когда нельзя смотреть только на количество опасностей (и пристально заниматься их обсуждением). А я, на этом берегу, - ни о чем, кроме "опасности революции", не слышу. Неужели я их отрицаю? Но верно ли это, что все (здесь) только ими и заняты? Я невольно уступаю, я говорю и о "митинге" и о Тришке-Ленине (о Ленине это специальность Дмитрия: именно от Ленина он ждет самого худого), о проклятых "социалистах" (Карташев), о фронте и войне (Д. В.), и о каких-то планомерных "четырех опасностях" Ганфмана.
Я говорю, - но опасностей столько, что если говорить серьезно обо всех, то уже ни минуты времени ни у кого не останется.
Честное слово, не "заячьим сердцем и огненным любопытством", как Карташев, следила я за революцией. У меня был тяжелый скепсис (он и теперь со мной, только не хочу я его примата), а Карташевское слово "балет" мне было оскорбительно.
Но зачем эти рассуждения? Они здесь не нужны. Царь арестован. О Нилове и Воейкове умалчивается. Похорон на Дворцовой площади, кажется, не будет. Но где-нибудь да будут. От чего - от чего, а от похорон никогда русский человек не откажется.