9 сентября, в 11 часов утра, Императрица, Мэри, Наследник и я вместе с нашими гостями отправились на пароходе "Северная звезда" в Севастополь. В 25 милях оттуда мы встретили весь Черноморский флот, вышедший к нам навстречу. Вид был бесподобный. Я велел судам сделать несколько построений, которые заключились общим салютом нашему пароходу, когда на нем взвился императорский флаг.
10 сентября мы ездили в монастырь Св. Георгия, выстроенный на отвесной скале над морем, после чего я инспектировал часть пехоты 5-го корпуса, приходящую каждое лето в Севастополь на крепостные работы, и нашел ее столько же слабою по фронтовой части, как и представленную мне в Николаеве и Одессе. Это поистине непростительно, и я не думал, что в нашей армии еще существуют подобные войска.
Работы в гавани, быстро подвигающиеся вперед, можно назвать исполинскими, и они обратят Севастополь в один из первых портов в мире, но еще много остается доделать. Теперь снимают целую каменную гору, чтобы выстроить тут адмиралтейство, казармы и прекрасную церковь. Водопровод для снабжения водою корабельных доков есть также работа гигантская.
В полдень я проводил мою жену на Северную сторону, откуда она поехала в Бахчисарай, а мы с Наследником осмотрели сперва Инкерманскую бухту -- часть того огромного залива, который образует гавань и в котором было бы место укрыться всем европейским флотам вместе, а потом береговые укрепления. Милости просим теперь сюда англичан, если они хотят разбить себе нос!
13 сентября мы обошли сухопутные и морские госпитали, магазины и адмиралтейские заведения: все это так хорошо, как только позволяют то старые и ветхие здания.
Утро 13 сентября я употребил на подробный обзор флота и нашел его в превосходном положении касательно порядка, опрятности и выправки людей, но материальная часть еще отстала от Балтийского; есть суда старые, но экипажи бесподобны.
Вечером я поехал к жене в Бахчисарай. Находящийся здесь старинный ханский дворец возобновлен в прежнем вкусе, и все убранство для него нарочно выписано из Константинополя. 14 сентября мы отправились все вместе на южный Крымский берег и, частью верхом, объехали этот край, прелестный и своими видами, и растительностью. Оконченное нами теперь шоссе -- чудо: оно выровняло пропасти и головоломные тропинки превратило в спокойную дорогу, по которой едут в экипажах. Следуя через Артек, Массандру, Ялту и Ореанду, мы приехали в очаровательную Алупку графа Воронцова. Его замок еще не окончен, но он будет одною из прекраснейших вилл, какую только можно себе представить.
Оставив тут у Воронцова мою жену, я сам с сыном в Ялте опять сел на "Северную звезду", которая повезла нас к азиатским берегам. Ветер, уже и прежде довольно свежий, превратился почти в бурю, и нас ужасно качало, 21 сентября утром мы, однако же, добрались до Геленджика. Орудия из крепости и из лагеря генерала Вельяминова салютовали Императорскому флагу и возвестили наш приезд Кавказским горам, которые еще впервые видели русского монарха. Ветер так волновал море, что мы с большим лишь трудом могли спуститься в шлюпку и причалить к берегу; другая же шлюпка, которая везла наших людей, принуждена была возвратиться к пароходу.
Мы отправились прямо в лагерь, где войско ожидало нас под ружьем. Но буря, все еще усиливавшаяся, так свирепствовала, что взводы в буквальном значении шатались то взад, то вперед; знамена держали по три, по четыре человека; даже я сам, довольно, как вы знаете, сильный, едва мог стоять на ногах и двигаться с места. Следственно, о церемониальном марше нельзя было и думать; за всем тем отряд представился прекрасно. Это -- старые воины, с воинственным и внушающим доверие видом, и никогда ни одно войско не принимало меня лично с таким восторгом; они заметно наслаждались при виде своего Государя.
Все стихии, по-видимому, вооружились против нас: вода, казалось, рвалась нас поглотить, ветер дул с невыразимою свирепостью, а тут еще в прибавку над Геленджиком вспыхнуло пламя.
Вельяминов тотчас поскакал на пожар, а за ним поехали мы.
Горели провиантские магазины, а от них занялось и сено, которого было тут сложено несколько миллионов пудов. Огонь и дым носились над артиллерийским парком, наполненным порохом и заряженными гранатами. Мы ходили среди этого пламени, а солдаты с величайшим хладнокровием складывали снаряды в свои шинели.
Нам захотелось есть, но ветер опрокинул и обед и кухню. Вечером я думал вернуться на пароход, но за бурею не представлялось к тому никакой возможности. Надо было поневоле остаться с голодным желудком и пережидать в дрянном, холодном домишке, когда утихнет ветер.
Я съездил осмотреть госпиталь и навестил генерала Штейбена (Steuben), опасно раненного в одном из последних дел против горцев. Боюсь, что мы потеряем этого храброго офицера.
Только на следующий день, в 5 часов после обеда, можно было возвратиться на пароход, который между тем также подвергался большой опасности. Я был рад, что все это видел и мой сын, которым остался очень доволен при этом случае.
Свободное копирование
