Л. Баяндина-Гизингер. Пережитое. Ч. 6
Ч.6. Облака все плыли и плыли
Фото: Людмила Баяндина, 1972 год.
Мы нечасто бывали в городской квартире папиной мамы Эмилии Ивановны Пауль. Эта высокая, худая дама казалась мне замкнутой. У неё было два брака: первый муж умер, второго - священника* Михаила Севастьяновича Пауля арестовали в 1937 году. Домой он не вернулся. Остались папа Вилли и его сестра Женя (погодки) от первого брака, от второго - сёстры Ирина и Эльвира.
А вот на даче - доме в зеркальном отображении на две семьи - мы виделись ежедневно. Бабушка и мама всё варили, да варили. Тётя Женя и дядя Отто, её муж, всё работали, как и мой папа. А мы с Элей (я её не называла тётей, так ей было перед войной лет 14) целыми днями играли.
Не могу удержаться, чтобы не сказать, что из всех Гизингер-Паулей она была самая красивая: черные очи - не глаза, а именно очи, добрая улыбка. Мне было с ней так хорошо, так надёжно. Мы прятались от всех взрослых подальше, где-нибудь за деревом, в высокой траве, и играли в правдишную жизнь: варили, лечили, нянчили, ходили на работу. А если её или меня звали, падали ниц на землю и замирали, чтобы нас не обнаружили.
Иру я боялась, тётя Женя тоже была серьёзным человеком, а дядя Отто возил меня на плечах. Он скакал, как хорошая лошадка, гикал и ржал, мои пятки при этом барабанили его грудь, я хохотала до икоты.
Иногда мы с Элей валялись на траве на спине и смотрели в небо: облака плыли и плыли, превращаясь то в медведя, то в стаю овец, то в человеческую голову. Редко пролетал самолет.
А после дождя, когда кругом стояли лужи с пенящимися пузырями и грязь вместо сухой дороги, мы мазали себе ноги чёрной грязью до колен («сапожки») и до самозабвенья носились по скользкой дороге, обдавая друг друга фонтанами чёрной жижи.
Если вам не пришлось познать такое развлечение, вы много потеряли.
Вечером, на крылечке, сказки - врачки. Это такие сказки, когда сочиняешь на ходу. В сумерках так хорошо врётся. Рассказывали по очереди.
А однажды в воскресное утро эта черноглазая Элечка принесла новое слово: «война», и мирный мир сказок закончился.
Большая бабушка со своими дочерьми не смогла выехать из Саратова вместе с нами, потому что тётя Женя в это время попала в роддом, где у неё родился сын. На руках уже была маленькая дочка Фридочка.
И вот через две недели после нас эта большая сводная семья прибыла не к нам в Сибирь, а на Урал, в город Верхний Уфалей, откуда ушел в трудармию дядя Отто. Они с тётей Женей до войны и после, когда времена изменились в лучшую сторону, преподавали в вузах и школах немецкую литературу и немецкий язык.
У них родились ещё два сына. Из четверых детей двое – Фрида и Саша - закончили медицинский институт, а двое получили техническое образование.
Фрида Оттовна перед отъездом в Германию работала главным детским эндокринологом в Челябинске. Саша и его жена Наташа – врачи-гинекологи. Они работают сейчас по специальности в городе Дюссельдорфе. Там же живёт тётя Женя (ей в этом году будет 90 лет) и Эля, которая периодически навещает дочь, зятя и внука в Челябинске.
Одна скорбная деталь. Перед отъездом в Германию, сына Фриды Оттовны, отслужившего в армии в Карабахе и закончившего мединститут, зверски убили в собственной квартире, надеясь завладеть деньгами за её продажу. Денег в доме не было. Женщина-мать, вылечившая тысячи маленьких пациентов, yвозила в Германию урну с прахом единственного сына. Там он и захоронен, этот русско-немецкий юноша - Олег Крюков. Рядом покоится прах деда - Отто Гехта.
В Челябинске покоится прах «большой» бабушки, прародительницы и тех, кто сейчас в России, и тех, кто уехал в Германию.
А дядя Отто встречался с Анной Зегерс, известной немецкой писательницей. Он любил и знал русскую и немецкую литературу, был интересным рассказчиком. В трудармии он выжил благодаря тому, что на каком-то этапе его призвали на кухню поваром. Он и здесь достиг совершенства.
Однажды я, решившись, пролётом в командировку в Москву, «задержалась» на выходные дни в Челябинске, не известив их о визите. Прихожу по адресу. Звоню. Открывает дверь дядя Отто. Мы не виделись 30 лет, а он меня, после минутной паузы, узнает: «Люся, глаза... Женя, Женя, спокойно, Люся приехала!» Потом ездили к бабушке, которая меня не узнала. А когда ей сказали, что «это Виллина Люся», она покачнулась. Ведь наш дорогой сын и папа 12 лет тому назад утонул в Оби, и ни бабушке, ни тёте Жене комендатура не разрешила выехать на похороны.
Так вот, по случаю моего приезда дядя Отто приготовил такого гуся с яблоками! Это блюдо я ела первый и последний раз в своей жизни. А у бабушки, которая последние годы жила с семьей Эли, были чудесные сибирские пельмени. Она села за стол, рядом со мной, и всё расспрашивала про папу. А то вдруг сама принималась рассказывать, какой он был умный и добрый сын, и после смерти отца и отчима - единственный мужчина в доме.
(Газета российских немцев «Sibirische Zeitung plus», 10/1999)
* Оказывается, не священник, а техник-строитель, но глубоко верующий и посещавший (или возглавлявший?) общину (сказал дядя Саша Штауб). – Л.Б.
